За сегодняшнее утро прошло уже три показа, и молоденькой риелторше страшно понравилось открывать и закрывать крышу. Она театрально дрожит, а затем с нескрываемым удовольствием смотрит, как крыша наконец задвигается. Покупательница, миниатюрная японка, с замысловато завязанным на шее шарфом, прижимается к мужу и шепчет что-то ему на ухо. Он кивает и снова поднимает глаза к прозрачному потолку.
— И крыша, как и большая часть дома, выполнена из специального стекла, способного сохранять тепло, как обычная стена с теплоизоляцией. И дом с точки зрения экологии гораздо безопаснее обычного дома с балконом.
Нет, эти двое явно не похожи на людей, когда-либо бывавших в домах с балконом. Японка ходит по кухне, открывает дверцы, выдвигает ящички, с напряженным вниманием изучая их содержимое, точно хирург, готовый вонзить скальпель в открытую рану.
Лив, безмолвно стоящая возле холодильника, ловит себя на том, что жует внутреннюю поверхность щеки. Она догадывалась, что будет нелегко, но не предполагала насколько. Ее мучило чувство вины, ей было чертовски неуютно в присутствии чужих людей, которые шарили холодными, бесчувственными взглядами по личным вещам. На ее глазах они трогают стеклянные поверхности, проводят пальцем по полкам, шепотом обсуждают, куда лучше повесить картины, чтобы «немного это смягчить», и ей хочется вытолкать их всех взашей.
— Кухонная техника самого высокого качества и продается вместе с домом, — открывая дверцу холодильника, замечает риелторша.
— А духовкой вообще практически не пользовались, — раздается голос с порога кухни. Мо накрасила веки блестящими фиолетовыми тенями, а на форменную блузу дома-интерната набросила парку. — Я личный помощник миссис Халстон, — не обращая внимания на ошарашенную риелторшу, как ни в чем не бывало продолжает Мо. — Прошу нас простить, но ей пора принимать лекарства.
Со смущенной улыбкой на губах риелторша поспешно ведет супружескую пару в сторону атриума. Мо тянет Лив за руку.
— Давай-ка сходим попьем кофейку, — говорит она.
— Мне надо быть здесь.
— Нет, не надо. Это чистой воды мазохизм. Ну давай же, надевай пальто и пойдем.
Лив уже тысячу лет не видела Мо. И внезапно испытывает огромное облегчение оттого, что подруга рядом. Она понимает, что ужасно скучала по девочке-готу, ростом всего пять футов, с фиолетовыми тенями на веках и в белоснежной форменной блузке. Ведь Лив теперь ведет призрачную, эфемерную жизнь, сосредоточившись на дуэли двух барристеров в зале суда, с их «возражаю» и «предлагаю», с мировыми войнами и грабителями-комендантами. Она словно находится под домашним арестом, и центр ее нового мироздания — фонтан на втором этаже Высокого суда, место на жесткой скамье, судья с его забавной манерой поглаживать себя по носу перед каждым выступлением, репродукция портрета на подставке.