Когда мы вышли на улицу Канебьер, на нас стали оглядываться прохожие. Я спросила Филиппа, куда мы идем.
— К машине. Нужно узнать, кто этот тип. Нужно еще раз взглянуть на него.
— Не надо, прошу тебя, у меня не хватит духу.
— У меня хватит.
Мы подошли к «тендерберду», который я оставила на стоянке среди сотен других машин, и несколько минут неподвижно стояли рядом. Я вынула из сумочки ключи и протянула Филиппу, но он не взял их. Мимо нас, жестикулируя и галдя, прошла ватага подростков, потом, шевеля губами и озабоченно понурив голову, одиноко пробрела какая-то женщина в измятом платье. Филипп велел мне сесть за руль: нужно найти более укромное место и там открыть багажник.
Мы поехали по набережной Рив-Нёв, повторяя тот путь, что перед этим проделали пешком. Когда я повернула на улицу, которая, пересекая город, забирала вверх, он вдруг сказал:
— Знаешь, Дани, у нас, кажется, есть шанс выпутаться. Если тебе подсунули этого типа по дороге, то о нем никто не знает, кроме той сволочи, которая это сделала. Между ним и тобой нет никакой связи. В таком случае и мы поступим точно так же. Выбросим где-нибудь этот подарочек и забудем о нем. И нас это не касается.
Я свернула на одну улицу, потом на другую, продолжая забираться в гору. Затем Филипп велел мне ехать по дороге с каменной оградой, ведущей на Рука-Блан. Здесь мы не встретили ни машин, ни прохожих, и улочка была настолько крутая и узкая, что в одном месте мне пришлось остановиться и долго маневрировать на повороте. С больной рукой это было нелегко, и Филипп помог мне крутить руль. Когда мы поднялись еще выше, в пролете между двумя облупившимися стенами я увидела сверкающий огнями город — он лежал внизу, вдоль моря.
Положив руку мне на колени, Филипп дал знак остановиться. Перед домом семьдесят восемь. Я запомнила его потому, что этим номером в приюте было помечено мое белье. В темном дворе виднелся новый дом. Мы немного выждали, прислушиваясь, потом на самом малом газу въехали в ворота. Фары машины осветили блестящие двери выстроившихся в ряд гаражей, листву деревьев, лестницу. Одна машина стояла прямо во дворе. Я приткнулась позади нее, выключила мотор и фары. Двор был тихий, но узкий, и я с тревогой подумала: если нам почему-либо придется удирать отсюда, тут быстро не развернешься.
Я отдала Филиппу его пиджак, и мы вышли из машины. Несколько окон наверху над нами были освещены, за одним из них, с задернутой шторой, угадывался голубоватый свет телевизора. Я открыла багажник и тут же отпрянула, даже не заглянув в него. Чудовищный запах ударил мне в нос, и я была в каком-то полуобморочном состоянии, когда услышала, что Филипп просит дать ему платок. Он задыхался, лицо его настолько исказилось, что стало каким-то старым, заострившимся, чужим. Наши взгляды встретились — я никогда не забуду, какой ужас я прочла в его глазах.