Теперь парни стали знаменитыми и записали два студийных альбома. Почему она ничего не знала о них раньше? Семь лет назад она тоже бродяжничала, а вот общаться приходилось со всяким сбродом. А от этих немецких ребят, от их музыки исходили свет и тепло. Свет и тепло, которых так не хватало ей всю жизнь. Они обязательно взяли бы ее с собой. Ведь языков она знает, пожалуй, больше и говорит на них без акцента, а голосом и музыкальным слухом Господь ее тоже не обделил.
Она слушала, как в жестяную банку падают монеты и парни благодарят почтенную публику:
"Данке шён! Данке шён!" И девушка вдруг разрыдалась от собственного бессилия, от неумения что-то исправить в своей судьбе. Она никогда не чувствовала себя такой слабой и разбитой.
Потом провалилась в глубокий, темный сон.
Ее опять разбудил телефон, и опять это был Вах.
Она плохо соображала со сна, а он почему-то кричал шепотом:
- Инга, ты слышишь меня? Только не перебивай! В "Лягушатнике" будет засада! Не смей туда ходить! Ты меня слышишь? И вообще...
Он не договорил. Кто-то грязно выругался. Автоматная очередь. Дикий женский крик. Трубку повесили. Писклявые гудки.
Она закрыла лицо руками и стала раскачиваться из стороны в сторону. "Это его мать кричала", - медленно доходило до ее сознания.
Сумочка с пистолетом лежала рядом на полу. Когда она выбежала во двор, в подворотню въезжал "Москвич" Ивана.
- Далеко собралась?
- Как ты вовремя! Давай быстро на Лиговский!
Во дворе харитоновского дома стояли милицейские машины и "скорая помощь". Иван и Аида подоспели к выносу тел. Два трупа на носилках были накрыты белыми простынями, и невозможно было определить, где сын, а где мать. Правда, с одних носилок свешивалась худая женская рука в черном рукаве.
- Что с тобой? Тебя всю трясет! Ну-ка, давай в машину!
Она не стала ничего ему объяснять. Самой бы разобраться! Утром она намеревалась расстрелять и Ваха, и его мамашу, и рука бы не дрогнула. У Харитоновых не оказалось дачи, и это их спасло. Вернее, отсрочило убийство на несколько часов. Что же с ней произошло за это время? Почему ее, привыкшую к крови и трупам, так лихорадит?
- Это твои хорошие знакомые?
Неужели он не понимает, что ее надо оставить в покое?!
- П-пойдиузн-най, что случилось...
Этого еще не хватало! Заик она с детства презирает. Заики олицетворение сирых и убогих! М-мерзость! М-мерзость! МЕРЗОСТЬ! Так-то лучше! А во всем виноваты немецкие парни из "Ин Экстреме", несущие свет и тепло! Да при чем здесь музыка? Просто Вах оказался не игроком, не блефовал. Он был с ней откровенен, как со священником перед последним причастием. А она не привыкла настолько доверять людям. И все-таки кто-то предостерег ее от бессмысленного убийства. Да-да, она вновь обрела Его!