- А это, пожалуйста, возьмите для Алеши. Может быть, ему нужно что-нибудь. Здесь, правда, не очень много.
- Что вы, что вы, - запротестовала женщина, и очень смутилась, покраснела до слез. – Мы не нуждаемся, у нас все есть. Вы неправильно подумали…
- Я знаю, знаю, что у вас все есть, - сказал Миша, и сам очень смутился, не привык он к таким поступкам. – Но, пожалуйста, не отказывайтесь. Мне хотелось бы, чтобы вы купили что-нибудь для Алеши.
- Ну хорошо, спасибо вам большое, - сдалась женщина, видимо, тронутая его просительным тоном, - я ему краски профессиональные куплю. Он уже давно просит, а цены на них… Спасибо Вам.
Она с благодарностью улыбнулась Мише, а он запоздало подумал, что даже не спросил, как ее зовут.
Попрощался, вышел в коридор.
Он уже взялся за ручку двери, когда за его спиной раздалось жужжание.
- Подождите, - услышал он тихий голос. Обернулся.
Мальчик протягивал ему лист бумаги:
- Пожалуйста, - если увидите ее, передайте вот это.
- Хорошо, - сказал Миша и спрятал листок в папку, с которой пришел. - Если увижу, обязательно передам.
В машине, перед тем как завести мотор, он вынул лист из папки.
Это был рисунок.
На фоне огромного панорамного окна, занимающего все пространство листа, стояла девушка. Длинные волосы волной спадали на хрупкие плечи и спину. За оконным стеклом, отражающим темноту комнаты, в которой она находилась, горел и переливался мерцающими огнями ночной город.
Миша долго глядел на рисунок, и чем дольше он всматривался в него, тем все более отчетливым становилось ощущение, что все это он уже где-то видел. И этот тонкий силуэт, обведенный размытым контуром ночного сумрака, и копошащийся неоновый муравейник за окном, и бледно-лимонный круг луны, на который неотвратимо наползала густая черная тень.
Он встряхнул головой, словно избавляясь от наваждения, спрятал рисунок в папку и завел машину.
Заканчивался девятый день его поисков. До собеседования в Телецентре оставалось совсем немного.
Шел второй час ночи. Медленно, словно засыпая, гасли фонари, обрамляющие неширокую улицу. И только перед самым входом в общежитие качался и скрипел одинокий труженик, выхватывая из темноты колышущийся треугольник света, в котором живой и отвесной стеной летели бесконечные белые хлопья.
Снег шел уже несколько часов, замело дорожку, ведущую через палисадник к двери общежития, замело ступени. Старый клен, растущий на той стороне улицы, с которым девушка здоровалась, касаясь рукой шершавого ствола, когда по утрам бежала на остановку, здесь из окна казался огромным существом, сгорбленным под тяжестью белого мехового одеяния.