Здесь вблизи Николай услышал сплошной гул. Это гудело пламя.
Помимо этого мощного монотонного гула, в воздухе стоял ужасающий треск. Вверх в небо вместе с черно-красными клубами дыма летели искры. Снег чернел на глазах от сыплющегося сверху пепла.
От дома шел сильный жар, Николай чувствовал, как горит лицо, в то время как тело бил озноб, так что стучали зубы.
Вдруг послышались громкие звуки, похожие на выстрелы - загорелся шифер. Люди вокруг закричали, стали отбегать в сторону.
- Пожарную вызвали? - крикнул Николай в толпу.
- Вызвали, – ответила стоящая рядом тетя Груня, школьная повариха, – да толку-то, пока доедут из Озерска, сгорит все.
- Да как же так? Люди ведь там! Анька, дочка ее Надюшка - сгорят ведь! - Николай рванулся к дому, но в лицо ему полыхнуло нестерпимом жаром, показалось даже, что опалило брови и усы. Закрыв лицо руками, он попятился назад.
- Куда ты, уймись! - схватила его за рукав неизвестно откуда взявшаяся Лидка. – Сгоришь ведь, косточек потом не соберем!
- Поздно уже, - крикнула тетя Груня, - поздно! В одну минуту все вспыхнуло, не успеть уже.
- Так они там пьяные, небось! – крикнул кто-то из толпы. - Вчера всю ночь гуляли, там мужики, наверное, еще кроме Аньки с дитем-то! Уснули в вповалку, все скопом и сгорят!
Люди кричали, волновались. Николай стоял, вглядываясь в пламя, ему было жаль красивую непутевую Аньку и девчоночку ее, тихую безответную Надюшку было жаль. Он вспоминал как вчера, когда они гуляли у Аньки, девочка, которую мать отослала на кухню, время от времени, заходила в комнату, серьезно от порога глядела на орущих песни, матерящихся мужиков, пьяную мать, а когда кто-то из взрослых подзывал ее - иди, мол, покушай, - она молча отворачивалась и уходила.
Образ девочки все еще стоял у него перед глазами, и он почти не удивился, когда сквозь тяжелый похмельный морок ему вдруг почудилось, что в одном из еще уцелевших от огня окон, том, что находилось с торца с подветренной стороны, мелькнуло детское лицо.
Он мотнул головой как лошадь, вцепился зубами в кулак, завыл, застонал. Потом громко заматерился, выхватил топор у впереди стоящего мужика и побежал, на ходу стаскивая с себя ватник.
Лицо опалило жаром, он накинул ватник на голову, топором разбил стекло, просунул руку, открыл шпингалет.
Услышал крики за спиной. Пронзительный вопль Лидки: «Коля-я-я-я!» Но в следующее мгновенье все звуки исчезли в яростном гуле безудержно полыхающего пламени.
Хватаясь за раму с ощерившимися осколками стекла, раня руки в кровь, он влез в окно. Ему показалось, что у него на голове загорелся ватник.