— Стоило ли ломать судьбу? — единственный вопрос, который задавал Эржебете демон.
— Стоило, — всякий раз отвечала она.
— Но вместе со своею судьбой ты сломала множество других, — смеялся Черный человек. — И ты знаешь, кто теперь будет платить за твои грехи.
Эржебета молчала, ей нечего было возразить. Демон был прав, и это сводило ее с ума. Она то и дело вскакивала, принималась бегать по комнате. Вцеплялась в волосы, что-то бормотала, то молилась, то плакала, то вдруг начинала распевать церковные гимны. Рассудок ее все чаще заволакивался туманом безумия.
— А себя ломать не больно было? — говорил Черный человек.
И она соглашалась: больно. И сейчас больно. Потому что до сих пор ломала…
Однажды пришел отец Иштван Мадьяри, долго стоял, глядя на графиню, которую так боялся раньше.
— Раскайтесь, дитя мое, — сказал он ласковым тоном. — Пока не поздно, раскайтесь. Господь простит вас, если примете истинную веру.
Эржебета подскочила, вцепилась в решетку, тряхнула ее так, что отец Иштван в ужасе отступил.
— Как же я буду каяться при тебе, когда ты мой враг?
— Я не враг вам, — пролепетал священник. — Я лишь смиренный слуга Божий…
— Божий? — расхохоталась Эржебета. — Безбожный ты, вот ты какой! Гнусный поп, который помог засадить меня в темницу! Но ничего! Я написала письмо моему кузену Габору Батори. Скоро, скоро и ты, и остальные святоши узнаете, как кровожадны бывают трансильванские гайдуки! О-о-о, ты еще наплачешься, а вместе с тобою и вся твоя родня!
Графиня проклинала отца Иштвана, призывала на его голову всевозможные кары, грозила местью, пока тюремщик не отогнал ее от решетки и не захлопнул дверь.
С того дня прошло четыре года. Приступы ярости, злобы постепенно сменялись долгими периодами тупого безразличия и молчаливости.
Сегодня, проснувшись, Эржебета снова принялась мерить шагами комнату.
Не будет трансильванских гайдуков. Вот уже четыре года она пишет кузену, подкупает людей, чтобы передавали ему весточки, — бесполезно. И Габор тоже отвернулся от нее. Предал.
Черный человек кивал, соглашался: да, предал. Они все предали. Эржебета не знала, что ни одно письмо не дошло до брата — все перехватили люди Дьёрдя. А Черный человек не сказал.
Ференц умер. Урсула умерла. Двум старшим дочерям Эржебета не нужна, они стыдятся безумной матери. Пал, мальчик… Его не допускают к ней. Наверняка воспитывают в отвращении к той, которая родила.
И даже Дьёрдь, верный Дьёрдь отвернулся…
Зачем она живет? Зачем каждый день просыпается? На что надеется?
Месть? Нет на нее сил. Ей все равно. Все — все равно…