Я глубокомысленно посмотрел в темноту двора. Там, у забора, перетирали клетчатку свежего сена два наших конька. Потом осмотрел кое-как освещённую поварню. Тут тоже продолжали перетирать жвачку. Клетчатку — челюстями, ситуацию — извилинами. Восемь пар мужских глаз рассматривали меня с разной степенью заинтересованности.
Да что они на меня так пялятся! И вот тут я им раз — и рожу! Что я — баба на сносях? Лучше на коней смотреть. Они ко мне задом стоят — и то интереснее. И с мыслей не сбивают. Кстати, о конях. Кони — мои. Нет, я помню, что они краденные. Но остальные считают — мои. И вот эти кони сегодня спокойно сходили в Рябиновку и вернулись. Скотина же, что с неё взять. Хотя меня батюшка родненький вышиб однозначно.
– Николай, ты статью 102 из «Русской Правды» помнишь? Ну-ка, воспроизведи.
– Так, господине, это ж про то, как робят. Ну, холопят.
– И я про то. Так ли я помню начало: Холопство обельное есть троякого вида: если кто купит (поступающего в холопы) до полгривны в присутствии свидетелей и ногату (княжескому человеку) заплатит перед самим холопом.
– Так, господине, так.
– Послухи-свидетели есть. Княжий человек, вирник, в сарае лежит. Тащи две ногаты. Одну Звяге — это его красная цена, да и то — в базарный день. Другую ногату отдам вирнику перед холопом. Как по «Правде» указано.
Почему «Русская Правда» ограничивает возможную цену сделки сверху — непонятно. Почему цена новоявленного холопа не может быть больше полугривны, хотя штрафы за убийство раба 5-6-12 гривен, за воровство — 12 — тоже непонятно. Ну и не надо. Главное — «оставаться в правовом поле», а там — хоть трава не расти…. Хотя, если «правовое поле» — наше, «русское поле», то там такая «трава» сама по себе растёт — закачаешься. Если кто думает, что я исключительно про «Диму Яковлева», то — нет. Там и другой «травки» — вволюшку. Не скажу — в чью.
Так, что-то я пропустил, что-то мои мужички… как кишечник при трёхдневном запоре — сильно напряжённые.
– Что не так?
– Дык… Эта… Ну… в холопы… За ногату? Не… может ещё чего? А?
– Акать и дыкать раньше нужно было — в Рябиновке. А теперь только окать осталось. (Американизма «ОК» здесь ещё не знают, волжский прононс — тоже неизвестен, но мои уверенность и напор побеждают при любом наборе непонятных слов). Прикинь сам — хотя Аким мне эти земли отдал, но для власти наш уговор — не закон. Лет мне маловато. Завтра скажет Аким: сын — мой и земли — мои. И жаловаться некому. Ты с его земель выгнан. А вот коня, или там косу — с земли не выгонишь. За них хозяин в ответе. Ежели ты мой холоп, то место тебе там, где я указал. А вот если ты вольный смерд, то спрос — с тебя самого. И придётся тебе отсюдова топать быстренько. Одинокинькому.