Пугачёв — в рамках нормы. А попаданец…
– Ты кто?
– Это не объяснить.
– А зачем идёшь?
– Вы этого не поймёте.
И аналогично в другую сторону:
– Камо грядеши, унот?
– А? Чего? Эта… ну… А факеншит его знает!
Показатель «странности» всякого попаданца существенно выше пугачёвского. И, соответственно, к попаданцу приходят куда более странная «всякая сволочь». Калеки и увечные, болящие и страждущие, дураки и сущеглупые. Скандалисты и истерики, гомосексуалисты и лесбиянки, развратники и импотенты, убийцы и воры, еретики и блаженные, конокрады и поджигатели, неудачники всех мастей, неоцененные гении, брошенные жёны и проигравшиеся мужья, беглые холопы и разорившиеся господа, садисты, мазохисты и прочие извращенцы, просто лентяи, болтуны и тупицы… Ошмётки общества. Те, кто не может ужиться с окружающими, которые не смогли устроиться среди людей. Среди нормальных людей. Отбросы, отребье, отстой, сволочь… Мусор человечества. Чужие среди своих. И самый чужой — сам попаданец.
Подобное тянется к подобному. Имеем русское всенародное наблюдение:
«А к нашему берегу всё одно:
То ли — палки, то ль — говно».
И мне предстоит во всём этом жить. Больше того, сделать из этого всего — команду. Собственную свиту. Из этой смеси взбесившегося дурдома, взалкавшей богадельни и банды на свободе. Никогда не прельщало место главврача. Или — директора по социальному призрению. «Начальник зоны особого режима»… ну, понятно.
Как и подавляющее число моих современников, я старался как-то избегать и городских дурачков, и городских бандитов. И вообще — «ненормальных». А здесь их будет непрерывно втягивать в «око урагана по имени Ванька». Это — моё окружение на всю мою вторую жизнь.
Ибо «странность» моя в этом мире — исчезнет только с моей смертью.
Один из известных психиатров сравнивал любую устоявшуюся человеческую общность, не важно какого уровня — от группы ясельного возраста в детском саду до совокупности всего вида хомосапиенсов, с тополиным семечком. В центре — довольно монолитное, плотное ядро, состоящее из устойчивых, маловариантных, сильносвязанных и малоподвижных психотипов. А вокруг — тонкая бахрома паутинки, тополиного пуха. Состоящая из разных видов шизофреников.
Чтобы из семечка выросло дерево — паутинка не нужна. Только без неё семечко никуда не полетит. Оно упадёт к подножию материнского дерева и сгниёт в тени его листвы. Возможность выбора нового места даёт именно паутинка. Выбор нового, адаптивная реакция на изменения — функция шизофреников. Они, хотя бы часть из них, могут «поймать ветер перемен», само «зёрнышко» — нет.