— Мне нравится, что он такой… импозантный… Царь промолчал…
Когда Александра Федоровна поднялась на антресоль и скрылась там за дверью, он взял со стола колокольчик, позвонил им отрывисто и опустился в кресло. В дверях бесшумно возник дежурный адъютант.
— Пригласите премьер-министра…
Пока Штюрмер неровной походкой шаркал по паркету, приближаясь к столу, царь невольно внутренне улыбнулся, вспомнив слова жены об импозантности премьера, — его смешила и перечерченная золотыми галунами громоздкая фигура Штюрмера, от лица до живота рассеченная черным клином бороды, и его длинные усы, торчащие в стороны, как сабли.
— Здравствуйте, Борис Владимирович, — царь вышагнул из-за стола и протянул руку поспешившему приблизиться премьеру. — Садитесь, пожалуйста.
Штюрмер подождал, пока сел царь, и, опираясь руками на подлокотники, осторожно опустился в кресло и подобрал под себя вечно ноющие от подагры ноги.
Пока он усаживался, царь вдруг вспомнил, как являлся к нему на аудиенцию другой премьер — Столыпин, про которого до сих пор в секретных сводках охранки нет-нет да и читает он высказывания, будто он был единственной надеждой России, как он являлся к нему в подчеркнуто штатском виде, однажды даже в плохо поглаженных брюках, и как независимо, даже нахально держался, вообразив себя вторым царем России…
— Я весь внимание, ваше величество, — тревожно и радостно произнес Штюрмер…
Царь стряхнул неприятное воспоминание и спросил с улыбкой:
— Ну, как, освоились в делах своих?
— Что вы, ваше величество! Этого, я думаю, не будет никогда! Столько дел! Столько дел! Страшно подумать! — восклицатель-но проговорил Штюрмер, не сводя глаз с монарха. — Одна надежда на вашу монаршию поддержку, — добавил он тихо.
— Народная мудрость утверждает, что не боги горшки обжигают, но с божьей помощью вы справитесь, я уверен, — сказал царь серьезно и подвинул к себе текст речи премьера. Лицо у Штюрмера будто спряталось в бороду и смешно выглядывало из нее.
Царь опустил взгляд на бумагу.
— Борис Владимирович, я ознакомился с представленной вами речью на открытии Думы… — Он заглянул в конец речи… — Не слишком ли она велика?
— Можно сократить, — мгновенно ответил премьер.
— И сказалось, я думаю, то, что вы впервые будете на трибуне столь непривычной и мало привлекательной.
— Именно, ваше величество! — воскликнул Штюрмер.
— Нет смысла метать перед ними бисер, — продолжал царь. — Речь должна быть краткой и весьма сдержанной. Вы перед Думой не отчитываетесь, а только благоволите информировать ее. Я бы рекомендовал вам построить речь так…