— Если ты правильно назвал мне своё занятие, — начал он, — ты сразу оценишь, что это за вещь. И я узнаю тебя по тому, как ты её оценишь. Вот она вся тут — бери, смотри. — Он вручил мне книгу и прибавил, заметно волнуясь: — Скажи теперь: видел ли ты другую, подобную этой? Она — такая… Гляди, какая она… Она… любое слово в ней стоит верблюдицы с верблюжонком.
Толстая, увесистая книга была переплетена в полинявший ситец со следами пунцовых цветов. Каждая страница заключала в себе десятка два строк вишнёво-красной арабской вязи. Рукопись оказалась разборчивой. Видно, писец трудился усердно и отлично знал своё ремесло. Буквы были уложены ровно, как зерно к зерну. Сразу бросалось в глаза, что книгу много читали. Края листов обтрепались, на нижних углах темнели жирные следы пальцев. Не один десяток лет водили по этим строкам пальцами, и читателей была не одна сотня.
Я живо перелистал рукопись, кое-что успел бегло прочитать. Это было как раз то, из-за чего люди моей профессии не спят ночей, кочуют из аула в аул, стучатся в тысячи дверей, — то, что так трудно бывает отыскать. Я мог пройти ещё сколько угодно аулов, кибиток и не встретить ничего, что было мне так дорого, как этот сборник. Первое, что я постарался сделать, это, по возможности, скрыть от своего собеседника охватившее меня ликование. Но скоро стало ясно, что Вельмурат-ага хорошо знает цену своему сокровищу и не хочет этого таить. Недаром он сказал: «Любое слово в ней стоит верблюдицы с верблюжонком. Другой подобной книги не сыскать». Чтобы проверить старика, я стал читать из рукописи отдельные места вслух. И тут получилось так: я прочитаю десять строк, а старик по памяти добавит сто строк, я начну какое-нибудь стихотворение, а он прочитает его до конца. Потом скажет:
— Теперь веришь, юноша, что я не вру, — эта книга должна храниться в золотом сундуке?
Увлёкшись, он нараспев прочёл мне стихотворение, видимо, одно из самых полюбившихся ему во всём сборнике.
— Каково, а? — в возбуждении воскликнул он. — Чем больше читаешь, тем сильней захватывает. Попробуй теперь скажи, что тут каждое слово не стоит верблюдицы?
Всё это было верно, и я не возражал. Я думал только, как бы завладеть книгой, которую держал в руках. Этого надо было добиться любыми средствами. Где мне взять столько верблюдиц с верблюжатами, чтобы оплатить ими за каждое слово? Да и как скажешь старику: «Продай книгу»? Вот он продолжает превозносить свою драгоценность до седьмого неба. И жена-то его, оказывается, без ума от книги. И жители-то аула не согласятся, чтобы редкая вещь перешла в чужие руки. Старик не оставлял у меня и тени надежды. Я слушал его и перебирал в памяти все покупки ценных книг, сделанные мной в других местах. Порой ими очень дорожили, но такой привязанности к своей книге я ещё ни у кого не встречал. Право, я не видел таких людей. Старик ничего не хочет слушать, славит и славит свою книгу. Только я сделал вид, что не очень заинтересован находкой, и завёл речь о другом. Спросил о животноводческой ферме. Спросил, верно ли, будто их аул собирается откочевать на Амударью и там перейти на оседлое земледелие. Старик ответил про ферму и опять вернулся к книге. Сказал, что её берут читать и родственники, и друзья, и все её очень хвалят. Он очень горд, что владеет ею, и никогда не расстанется со своим сокровищем.