— Хватит смеяться… — проворчал Саша.
— Лиза, ты не хочешь взглянуть на свою келью? — сказал Леня Бармин.
— Я вам мешаю? — Лизин голос омертвел от обиды.
— Мне лично нисколько. Я могу раздеться и при тебе.
Лиза выскочила из комнаты. Мы скинули мокрую одежду и, отжав, развесили на спинках стульев и коек. Вымывшись в кухне над раковиной и растеревшись докрасна, завернулись в одеяла. Нам с Леней достались серые шерстяные одеяльца армейского образца, а Саше — какая-то ватная рванина, превратившая его не то в цыгана, не то в горного пастуха. Борис остался в трусах. Он закалял свое тело и даже в крещенские морозы ходил в школу в одной суконной рубашке. Завидно хорошо сложен был Борис: развернутые плечи, плоский живот, длинные, мускулистые ноги.
Когда с переодеванием было покончено, мы принялись собирать на стол. И тут настала Сашина минута.
— Конечно, всем на все наплевать, один Сидоров заботится о товарищах! — И жестом фокусника извлек из рюкзака четвертинку «Зверобоя».
Наши радостные вопли привлекли Лизу.
— Водка! — сказала она трагическим голосом. — Я немедленно возвращаюсь в Москву.
Надо было видеть Лизу, обернутую в старую занавеску, с тюрбаном на голове и цветастой тряпкой вокруг плеч, чтобы понять всю нелепость этого заявления.
— Ты с ума сошла? Что значит четвертинка для таких орлов, как мы?!
— Это же просто для угреву!..
Что сталось с Лизой? Она на себя не похожа. Все время одергивает нас, словно боится, что мы перейдем какую-то грань. Неужели Лиза не понимает, что она для нас — «свой парень» и ничего больше?..
Мы выпили, повторили, и хмель затуманил наши непривычные к спиртному головы.
— Ах как хорошо! — умиленно сказал Саша. — Вот для этого мы и ехали.
— Уже рассиропился? — усмехнулся Леня. — Немного же тебе надо!
— Да, я сентиментальный человек! Может, это и смешно, ну так смейтесь на здоровье, я не обижусь… Ты, Ленька, мечтаешь покорить мир, а я знаете о чем мечтаю?
— О чем?
— Я мечтаю… как мы с сыном после бани первую кружку пива выпьем. Понимаете, будем мы сидеть в простынках, на плюшевом диване, в Сандунах, распаренные, красные, пахнущие веником, и банщик принесет нам пару «Жигулевского». И я скажу: «Поехали, сынок». А он скажет: «Будь здоров, батя!»
— Надо ж! — удивился Ладейников. — Как расписал! Ты в писатели метишь, Сашка?
— Нет… Понимаешь, я ведь без отца рос. И мне интересно, как это у отца с сыном бывает. И люблю я детей. Всех. И своих, и чужих…
— Да какие у тебя дети, чудило?
— Это я так, о будущем… Я, наверное, учителем стану или воспитателем… Но не о том речь. Тут профессия, а вот какую ты себе в жизни награду ждешь?.. Леньке прижизненный памятник подавай. Ладье, конечно, чтоб вся грудь, в орденах, а мне — выпить с сыночком пива после бани… Глупости я говорю?.. Опьянел. Эх, жаль, гитарки нет…