Стрешнев захлопнул альбомчик, и слова жены, которые он слышал краем уха, необычайно отчетливо всплыли в его сознании.
— Что же, — сказал он, — лучшие мастера придут. Они уже есть. Хотя бы Курчатов…
— Ну уж ты скажешь! — возмутилась она с чисто женской непоследовательностью. — Где им до тебя!..
Обычно Стрешнев не посвящал Веру Ильиничну в свои дела, считая ее, преподавателя музыкальной школы, человеком настолько чуждым спорту, что все его волнения и тревоги были ей просто непонятны. Но сейчас ему вдруг захотелось поделиться с ней всем. Ему нужно было услышать от нее, что он прав, что его несправедливо заподозрили в мелких, низменных побуждениях, и он начал горячо, взволнованно говорить. Но чем дальше, тем отчетливее проступала в его словах какая-то фальшь. Он как бы стремился заранее предрешить ее мнение, хотя знал, что при всей своей мягкости Вера Ильинична в вопросах совести была человеком твердым и не покривила бы душой даже ради его спокойствия. Между тем для серьезного, большого разговора он избрал какой-то неверный тон — тон обиженного мальчика, которого нужно приласкать.
— В общем, все это порядочная ерунда, — грубо и неожиданно прервал самого себя Стрешнев. — Тебе хватает и своих забот.
— Нет, отчего же… — слабо возразила она. — Я бы хотела понять…
— Да ни к чему, Вера, кончим этот разговор.
— Не я же его начала…
— Ну и отлично. Я начал, я и прекращаю.
Он подошел к дивану, сложил подушки горкой и лег, закинув руки за голову. Но так как она все еще ждала, что он заговорит, нарочно зевнул и закрыл глаза.
Он слышал, как жена подошла к книжной полке, как упали на стол тяжелые тома энциклопедии, и понял, что она собирается решать кроссворд, помещенный в «Вечерке». Его умиляла и вместе с тем раздражала серьезность, с какой она решала кроссворды, обложившись словарями, справочниками и всеми одиннадцатью томами Малой энциклопедии. Но и этого, видимо, оказалось недостаточно. Через несколько минут последовало:
— Сережа, что такое часть проекционной аппаратуры на «д»?
«Почему она знает, что я не сплю?»
— Диапозитив, — буркнул он сонным голосом.
— Ну какая же это часть аппаратуры? — сказала Вера Ильинична. — Ты просто не хочешь мне помочь.
«Это ты мне не хочешь помочь», — подумал Стрешнев.
— Как это ни ужасно, но ты прав. Диапозитив. Но какое же смазочное масло на «т»?
— Тавот.
— Ты уже решал этот кроссворд?
— Вот еще! Ты видела хоть один кроссворд без тавота?
— Нет, не видела, но я всегда забываю…
«Чего они, в сущности, хотят от меня? Чтобы я дал побить себя Курчатову? Ради чего? Ради того, что в нашем единоборстве может родиться новый рекорд. Если бы я верил, что рекорд будет побит! Я-то буду побит, не сомневаюсь, а рекорд…»