— Вдавленное место… из шести букв. «Вы — ка»…
Зашуршали страницы словарей, хрустнул тугой переплет энциклопедии.
«Выемка», — вертелось на языке Стрешнева, но он молчал, не желая облегчить ей эту маленькую муку.
«Я бы согласился, если бы во мне еще оставались силы для настоящей борьбы, но, — усмехнулся он про себя, — „сила молодая с телом износилась“». В каждом человеке есть его сила и еще немножечко. Кто это говорил? Да, Авдеев, наш ротный командир, под Мясным бором, когда он в четвертый раз поднимал нас в атаку. «Силов нету, товарищ командир», — сказал кто-то из ребят. «Врешь, — ответил Авдеев. — Ты знаешь только свою силу, а кроме нее в тебе есть еще немножечко. И Мясной бор был-таки взят!»
— Вы-ка… вы-ка… — тихо бормотала Вера Ильинична.
Он повернулся на бок, прижался ухом к подушке, чтобы уйти от ее голоса.
— Сережа, — громко сказала жена, — ты должен выступить…
Он вздрогнул и повернул к ней примятое подушкой лицо.
— Ты должен выступить. Не для себя, не для Курчатова, но должен. Ты понимаешь?..
— Выемка… вы-ем-ка… — произнес он раздельно. — Неужели так трудно догадаться?
Поднялся, подошел к телефону, резкими движениями набрал номер.
— Попросите Лиханина… Сергей Тимофеевич, еще раз здравствуйте. Ну как, начнем завтра тренировку? Да, я, Стрешнев. Рад? А я думал, ты уже совсем на меня рукой махнул…
Стоя у стартовой черты, Стрешнев краешком глаза видел цифру 25 — синюю на белом квадратном листе картона. Двадцать пять кругов — десять тысяч метров…
Стадион гудел. Этот гуд возник в тот момент, когда судья объявил забег. В нем были и ожидание, и нетерпение, и радость. Стрешнев не сомневался, что зрители знают: сегодня предстоит не простой забег. Болельщики всегда все знают. Иной раз Стрешневу казалось, что они осведомлены о намерениях спортсмена лучше, чем сам спортсмен. Но сегодня они не могли знать всего. Этого не знал никто, кроме самого Стрешнева. Курчатову он сказал просто: «Держись, старик, не то быть тебе битым» — и усмехнулся довольно, заметив, как упрямо сжались губы Василия.
Неделя упорных тренировок не заставила Стрешнева пересмотреть свое прежнее решение. Как скороход он исчерпал все свои возможности, кроме одной, которую сегодня, должен осуществить, чего бы это ему ни стоило. Стрешнев знал, что товарищи разочарованы его результатами по трем дистанциям. Он и в самом деле мог дать больше. Но ему надо было сохранить всего себя для последней схватки. Он с жесткой расчетливостью тратил силы, преследуя одну цель: по сумме очков стать ближе всех к Курчатову. Он достиг своей цели, и со значительным просветом. Но это было неважно, как и фальшивые соболезнования Окунева, без устали сокрушавшегося: «Сережа уже не тот». Все было неважно перед одним властным, горячим стремлением, владевшим всем ого существом.