Женатый мужчина (Автор) - страница 5

- А я тебя, - шепчет она, хватает моего приятеля, который, чувствуя приближение приятной процедуры, гордо поднял голову. Он оказался прав, было очень даже здорово. Когда я чувствую, что больше не могу, мне приходится буквально силой разнимать эту милую парочку - Ленку и тупоголового моего дружка. Прижимаясь к постели, мы повторяем уже знакомое упражнение, потом она, вывернувшись из-под меня, ложится на живот. Смущенно оглядывается и приподнимает зад. Мой приятель быстро сообразил, что к чему, и быстро нашел себе место. Ее стоны только придавали ему силы и упорства, по-моему, он решил углубиться до некоторых неоткрытых еще областей и стать первооткрывателем. Она положила голову набок, и я хорошо видел полуоткрытые припухлые (искусанные мною) губы, искаженное страстью лицо с капелькой пота на виске. Пальцы судорожно вцепились в подушку. Когда я подал ей свою руку, она схватила ее, жадно сжала, и больше уже не выпускала. Напряженная спина влажно блестела, я покрывал поцелуями ее влажные лопатки, а второй, свободной рукой, сжал грудь и потрогал сосок ногтем. Она задрожала и напряглась, еще больше выгнулась, дыхание ее наполнилось всхлипами, а стоны превратились во вскрики. Русая прядь приклеилась ко лбу... Тут мой приятель, вообразив себя отбойным молотком, перестарался и сгоряча вылетел вон. Она с жалобным стоном осела и, пока я пытался исправить положение, приоткрыв глаза, чуть слышно произнес ла:

- Не сюда... если хочешь... - И покраснела. Не знаю, как я сумел это разглядеть - скорее почувствовал.

Скукожившийся, было, приятель воспрянул - выпала возможность ознакомиться еще кое с чем. Новый путь был трудноват, и нам с этим любопытным типом пришлось тяжко. А Ленка сразу начала кричать, из глаз ее потекли слезы, она звала мамочку, сказала все междометия русского языка, из чего я разобрал только "милый" и "еще"...

Когда все кончилось, она долго вжималась мне в плечо, сотрясаемая всхлипами, похожими на истерику. Ее коготки впивались мне в спину и в шею, но я терепел и гладил ее по мокрой дрожащей спине и голове. А она шептала в мокрое от слез плечо:

- Ну что же ты со мной делаешь... я ведь теперь все время тебя хоч у... у меня сын, не могу же я... милый...

Тогда я понял, что люблю ее, как никогда никого не любил. И никогда не смогу ее забыть, всю жизнь мне теперь будет чего-то не хватать. И уж совершенно непонятно мне теперь было, что со всем этим делать. Она спала, а я сидел и думал. Думал, что третий день закончился и осталась еще половинка, что часа через три (где-то далеко в Хельсинки) техники начнут проверять бортовые системы серебристой птицы-самолета, он взовьется в небо и нацелится клювом на... И уснул, не додумав до конца. ...Под нами плыли сполохи сигнальных огней, плыли сплошные облака, похожие на гигантский мозг планеты Солярис. Я пошевелился в кресле. Все разговоры были уже позади - там, на земле.