— Здравствуйте, мой друг, — сказал хозяин дома, протягивая руку. — Чрезвычайно рад вас видеть. Вы нас совсем забыли с некоторого времени.
— Как это можно, сударь! Я только был очень занят и не имел времени побывать у вас.
— А воскресенье?
Проспер покраснел и смущенно ответил:
— Воскресенье я посвящаю отцу.
— Да, я знаю, вы примерный сын. Садитесь, однако, прошу вас. Скажите, чем могу я вам служить?
Банкир пододвинул гостю кресло к великолепному письменному столу, у которого он ежедневно занимался, и продолжал, ласково поглядывая на молодого инженера:
— Вы пришли по собственным делам?
— Да, сударь, по своим собственным.
— Разве производство на заводе идет плохо?
— Не скажу, но это рутина. Там придерживаются старых способов. Можно бы устроить что-нибудь получше.
— Так устройте.
— Я простой служащий, сударь; мне не предоставлено никакой инициативы. Начальству не нравится мой совет изменить старые порядки, завести новые орудия.
— Начальству… Значит, оно у вас многочисленно?
— Да, сударь. Во главе завода стоит, во-первых, господин Леглиз. Но, в сущности, всем распоряжается господин Маршруа.
— Вот как! Ну, а этот Маршруа?
— Вы хорошо знаете его; это брат госпожи де Ретиф, — простодушно отвечал наивный Проспер.
— Да, я встречаюсь с ними в обществе. Но каков он с профессиональной точки зрения?
— Это человек, знающий одну спекуляцию. Промышленность для него не цель, а только средство. Если бы это было в его власти, он с удовольствием завтра же продал бы завод, чтобы получить большой барыш, а потом взялся бы за какое-нибудь новое предприятие. У него нет никакого технического образования. Он умеет одно: считать. И господин Маршруа управляет…
— Хорошо?
— Я полагаю.
— Следовательно, вам не предстоит ничего лестного на заводской службе?
— Решительно ничего. Если только я не уступлю заводу сделанных мною открытий. А я этого не хочу.
— Почему?
— Потому что сам намерен воспользоваться ими.
— А каким образом?
— Отправившись в южный край, где ценят деятельных людей, где, обладая умом и отвагой, можно приобрести одновременно богатство и репутацию, что вы доказали на деле.
— Однако вы честолюбивы.
— Я сделался честолюбцем.
— Каким образом?
Щеки Проспера окрасились румянцем, руки нервно дрожали.
— Извините меня, сударь, — произнес он нетвердым голосом, — если я откажусь объясниться. Это моя тайна.
— Вот что, — подхватил Превенкьер. — Какое таинственное и внезапное решение. Должно быть, тут замешана женщина…
В ту же минуту дверь кабинета распахнулась, и вошла Роза, При виде ее Проспер побледнел, поднялся в смущении, поклонился и замолчал, умоляя Превенкьера взглядом не продолжать их разговора. Однако тот, по-видимому, не был расположен к скромности и брякнул с громким смехом: