Я уже не рад был, что нечаянно затронул весьма болезненную для металлурга тему. Вот что мне стоило просто пожелать успехов и отправить специалиста к новым трудовым свершениям. Ну, то есть – в Тундальскую слободку.
— В столице я многих просил рекомендовать мне хорошего и не занятого металлурга, — осторожно выдал я. — Сразу несколько человек назвали ваше имя.
— Не ошибусь, если и в Морском министерстве осведомлялись? — скривился гость.
— Вполне возможно, — пожал плечами я. Пятов уже мне не нравился. Какая ему разница? Уж что я со всей достоверностью выяснил, прежде чем писать ему на Урал, так это то, что он весь в долгах, как в шелках. И что – он вынужден заниматься нелюбимым делом, чтоб хоть как-то выплачивать займы.
— Все ясно, ваше превосходительство, — насупился Пятов. — Решили задвинуть куда подальше, чтоб не путался под ногами. Коли я не мозолю глаза, так и отчизну иностранцам продавать сподручнее…
— Вы это о чем, сударь?
— Василий Степанович, изобрел новейшую методу изготовления броневых листов для кораблей русского флота, — поспешил вмешаться Чайковский. — Однако же Морское ведомство от услуг Василия Степановича отказалось. Дескать, денег в казне нет. Господин Пятов подозревает…
— Да полно вам, Илья Петрович, — фыркнул инженер, окончательно покраснел и затараторил, будто бы заранее отрепетированную речь. — Давайте уже скажем, как оно есть! Их благородия намеренно дождались окончания срока моей привилегии, а ныне строят бронепрокатный цех на Ижорских заводах. Только мой метод ныне стал называться «английским». Тут уж и деньги у них нашлись, и великий князь…
— Василий Степанович! — мне пришлось повысить голос, чтоб совсем уж разошедшийся в гневе Пятов меня хотя бы услышал. — Господин Пятов! Немедленно перестаньте! Вы сейчас договоритесь до того, что… Прошу не забывать, что вы находитесь в кабинете должностного лица!
— Так как же, — буквально простонал Пятов. — Коли они…
— Василий Степанович, — я, кажется, уже кричал. — Скажите-ка мне, мой любезный! Что вас больше возмутило? То, что метод стал называться английским, или что цех строят без вашего участия? Что для вас важнее? Слава изобретателя, или крепость брони отечественных кораблей?
— Да что вы такое говорите?! Как же это я…
— Вот и я думаю! Милостивый государь! Извольте уже выбрать для себя истинную причину вашего раздражения…
— Позвольте нам откланяться, ваше превосходительство, — обиженно выговорил Чайковский, спасая инженера от последствия необдуманных заявлений. — Знаете ли, много дел.
— Не смею вас задерживать, господа, — сразу согласился я. Пятов теперь мне и вовсе не нравился. Еще парочка фраз и я мог и согласиться с Германом, предлагающим посадить этого, обиженного на весь свет, изобретателя в тюремный замок на недельку. Остудить, так сказать. Нашел, понимаешь, где на царского брата жаловаться. Неужели не понятно, что я, как государственный служащий, не имею права спускать кому бы то ни было такие выходки. А, не дай Бог, он в другом месте чего-нибудь этакое брякнет. Сразу же слухи поползут, что я всяческих бунтарей и нигилистов привечаю. И придет еще одна дурацкая телеграмма – теперь об аресте Василия Пятова.