Узнав от Новосильского, что задумал Лисенко, Казарский сразу же оценил то огромное преимущество, которое даст «Меркурию» один этот выстрел.
Конечно, каждому на «Меркурии» хотелось, чтобы шальной брандскугель проник в неприятельскую крюйт-камеру, что привело бы к неминуемой гибели турецкого корабля, но такие вещи случались крайне редко.
Дырявить корпус в надежде, что какой-либо из этих парусных исполинов наберёт в трюмы воды и утонет, было столь же бессмысленно, как пытаться подавить спрятанную за крепкими бортами артиллерию. Такое в этой ситуации могли позволить себе только турки, имеющие тяжёлую артиллерию на нижних деках и лёгкую на верхних. Они могли и желали продырявить русский бриг так, чтобы он, пуская пузыри, пошёл в бездонную морскую пучину, и уже добились бы своего, кабы не увёртливость маленького брига, успевающего чуть ли не каждый раз принимать вражеский залп узкой кормой.
Наиболее уязвимыми на парусниках всегда были такелаж, стоячий и бегучий, и рангоут. Ещё Ушаков, поняв это, приказывал у движущегося противника сбивать такелаж и рангоут, стреляя книпелями и кницами. Ведь все эти многочисленные канаты, толстые и тонкие, с помощью которых крепились мачты, реи и паруса, были теми же сухожилиями, что позволяют двигаться и человеку. Если они повреждены — безжизненно повиснут руки. Подогнутся в коленях ноги. Точно так же и какое-то малозаметное крепление, всего-навсего один натянутый как струна канат, — перебей его — противник лишится манёвра. Вот таким важным местом на судне были ватер-штаги — толстые канаты — перлини, оттягивающие бушприт к форштевню. Перебей книпелем или кницей один из них, и, не выдержав нагрузки, лопнут остальные. И пойдёт вверх получивший свободу бушприт. И, не чувствуя более натяжения, откачнётся назад фок-мачта. И белыми простынями заполощутся на ветру передние паруса. И потеряет корабль и ход и манёвр. И вынужден будет лечь в дрейф, чтобы ликвидировать повреждение.
Вот что обещал удачный выстрел канонира.
И ради этого стоило рискнуть.
Корабль капудан-паши и бриг сходились.
Положив бриг круто вправо, Казарский знал, что в запасе у него всего несколько минут.
Тех самых минут, которые понадобятся турецким артиллеристам, чтобы банниками прочистить и охладить стволы, чтобы заложить в пушки картузы с порохом, чтобы плотно забить прибойниками пыжи и вкатить ядра, чтобы вернуть пушки в порты, прицелиться, вставить в запальное отверстие камышинку с порохом, поднести к ней фитиль…
Только эти несколько минут отделяли бриг от ужасного продольного залпа, который мог стать последним для «Меркурия», но Казарский знал, что если сейчас откажется от риска, то это, возможно, станет отказом от спасения.