Никто не поверил, и мой отец тоже. Бедняга схватил меня за руку и сказал: «Ну-ка, прибавь шагу, сынок!» Мы пошли к настоятелю. Отец спросил его, что эти латинские слова означают по-нашему. Настоятель сказал то же самое, что и гетман, и тогда отец схватился за свою седую голову и заплакал. Всю дорогу домой горевали старики и больше всего кляли это самое, ибо нет несправедливости страшнее, чем когда человек защищаться не смеет! Несколько дней отец ходил, как убитый, ни с кем не говорил ни слова. Наконец, вернулся раз из леса, да как ударит чеканом по столу, да как закричит: «Нет, это еще не аминь! Настанет день, и кто-нибудь начнет, и прольется кровь!»
Молодой крестьянин остановился, перевел дыхание и задумался на несколько мгновений. Глаза его горели, лицо раскраснелось.
— Я не могу, братец милый, — начал он снова, — не могу забыть… С тех пор как я стал постарше, я все время думал об этом, и чем дальше, тем больше. Кто-то должен начать, — эта мысль неотступно стояла в голове, и я решил, что начать суждено мне. Я не забывал и отцовское предсказание о том, что прольется кровь. Я не боялся за себя. Пусть я погибну, лишь бы помочь другим, думал я. Подожди, пока не станешь хозяином, говорил я себе… Ну, дальше ты знаешь… Из-за Ганки я забыл все на свете, а там еще пошли дети. Но те старые мысли меня не покидали ни днем, ни ночью. Только… что из этого вышло? Я хотел сделать как лучше, а вышло, так что родная мать не доверяет, словно я не настоящий ход…
— Ну, так плохо они о тебе не думают. Ведь дело происходило ночью…
— Нечего мне зубы заговаривать.
— Да чего ты мучаешь себя? Придет время…
— Вот-вот, и ты такой же, как все! Придет время… а мы пока все проспим.
— Я проспать не хочу, только думаю — если гончая зарвется, попадет волку в пасть.
— Уговорами волка не возьмешь. Хочешь не хочешь, а до драки дойдет. Кто-нибудь должен начать, если мы не хотим быть рабами. И не будем мы ими! — горячо добавил Козина.
— Ты думаешь, что время пришло?
— Если паны ищут наши грамоты, то всякому дураку ясно, что они еще имеют силу. Теперь самое время! Если старосты не начнут, а будут только прятать пергаменты, тогда подниму голос я, и суди меня бог! Так я решил этой ночью!
В это мгновение чей-то могучий голос окликнул молодых людей издалека. Оба обернулись. Внизу, на тропинке посреди поля, стоял человек огромного роста и махал им чеканом, который был, должно быть, обит железом, потому что сверкал на солнце, как обнаженная сабля. По громовому голосу и гигантскому росту они тотчас узнали Пршибека Матея.