В это время послышались быстрые мелкие шажки. Маленький Павлик прибежал от бабушки, а за ним семенила белокурая Ганалка. Увидев отца, дети с радостными криками бросились к нему. Он усадил их к себе на колени и крепко прижал к груди.
Вскоре вошла и его мать. Ей только что сказали, что паны срубили старую козиновскую липу. Больше она ничего не знала. Она не помнила себя от возмущения и гневно нахмурилась, когда увидела, что сын ее, как ни в чем не бывало, возится с детьми.
— Паны срубили у тебя старую липу на глинищах, — сурово произнесла она.
Сын поднял голову.
— Да, знаю…
Тут только она заметила перевязку.
— У тебя голова перевязана…
— Там, у липы, рассекли… — спокойно ответил сын.
— Ты отстаивал ее?
— Но не отстоял.
Старуха двинулась было от двери к кровати, но при последних словах сына остановилась и с удивлением посмотрела на него, а затем спросила уже не так резко:
— Тебя сильно ранили? Он покачал головой.
А старая липа на глинищах в это время уже лежала поверженная: как только ходы ушли, панская дворня вернулась и срубила ее. Так как уже наступали сумерки, вековое дерево оставили на месте. Точно сраженный великан, лежало оно на земле, и всю ночь слышались его вздохи и стоны.
По своему достатку Пршибеки были не из первых в Уезде. Их усадьба ничем не выделялась: строения в ней были деревянные и довольно ветхие. С улицы двор был огорожен каменной стеной с калиткой. Рядом с калиткой высились сводчатые ворота, покрытые тесовой крышей, покоившейся на толстых деревянных столбах. Изнутри в нижней части стены была вмурована старая, уже выщербленная ступа.
Во дворе, как и на улице, царила тишина. Нигде ни души. Был воскресный полдень, и в мокрую погоду каждый предпочитал сидеть дома в теплой горнице.
И только Манка Пршибекова наряжалась, собираясь отправиться в город. Она стояла в своей каморке у расписанного яркими цветами открытого сундука. Свет, проникавший в каморку через небольшое оконце, падал на платья, яркие цветные платки и платочки. Свет падал и на расчесанные льняные с золотистым отливом волосы девушки, мягкие, как шелк, волнистые и длинные до пят. Манка была красивая девушка. Ее темные глаза искрились и сверкали, а когда она улыбалась, нельзя было не любоваться ее белоснежными зубами. Но лучше всего были все-таки ее волосы, золотыми волнами ниспадавшие сейчас к ногам. Расчесав волосы, она заплела их в косы, которые перевила красной лентой. Затем надо лбом укрепила светлую повязку.
Девушка так старательно убиралась, что не заметила, как под окном на голый куст уселся воробей, качаясь на ветке, звонко зачирикал. Зато она сразу заметила, что в сенях скрипнула дверь и кто-то вышел из парадной горницы. Она только что надела красную юбку с пышными сборками и теперь, услыхав шаги, заторопилась, чтобы поскорее завязать ее. А тот идет через сени… Но вот шаги затихли, — остановился, очевидно, ждет.