— Не говори так. Пожалуйста!
— Это правда, — пожал плечами Ральф.
«Разведчики не всегда возвращаются…» — мгновенно вспомнила Амалия.
— А твой отец? Он…
— Мы как раз идем к нему — так что ты сможешь обо всем расспросить его сама. Тем более, вы знакомы.
Нет, творилось нечто невероятное: разговор опять не клеился — не клеился даже после того, что произошло ночью. А если ее отец был прав, и они действительно настолько не подходят друг другу, что вообще никогда не смогут найти общего языка?
— Скажи мне честно: я, наверно, не должна была приезжать?
Говорить этого, конечно, не стоило: опыт подсказывал, что подобное обычно лишь усиливает напряженность, но Амалия не удержалась.
— Мне было бы спокойнее, если бы ты оставалась там, но… — Ральф опустил глаза, ресницы у него оказались длинные-длинные и загибались вверх. — Я… Нет, не так… — Он смущенно тряхнул головой. — У тебя бывало, что ты хочешь чего-то такого… заведомо неисполнимого? И вот вдруг это происходит…
— Было. Оно началось этой весной — вечером у камина. И с тех пор не кончается…
* * *
Проявившаяся с самого начала подозрительная настороженность Амалии к спускам, как выяснилось на следующий день, была не случайной. Или свою роль сыграла именно излишняя мнительность? Сразу за очередным перевалом открылась на редкость непривлекательная местность: глубокие, заваленные буреломом распадки, пересохшие ручьи, поросшие мхом скалы. Одного взгляда на это ущелье было достаточно, чтобы мгновенно испортилось настроение. Но… отвлекаться в горах нельзя: засмотревшись вперед, Амалия поскользнулась и, падая, невольно оперлась на подвернувшуюся ногу…
В первые секунды показалось, что нога попала в огонь или что по ней рубанули топором. Амалию, конечно, тут же подхватили — Ян, он стоял ближе других. Быстро сняли сапог… Ничего себе! Такое она видела впервые: нога начала распухать и раздуваться прямо на глазах — если бы сапог не сняли сразу, его, наверняка, пришлось бы разрезать.
— Связки, — закончив осмотр, Михаэль вытащил бинт и, закрепив его на щиколотке, носком обмотал его вокруг стопы. — Ну что, придется теперь нести тебя на руках, — он уже опять улыбался.
Амалия не спорила: ее знобило, и, кажется, начинался жар.
На руках у Михаэля стало немного легче, но ненадолго: жар постепенно усиливался — даже застучали зубы. Пришлось сделать привал. Разложили костер; потерявшую всякую форму ногу разбинтовали.
— Ничего-ничего, уже завтра начнет опадать, — утешал Михаэль.
Амалия кивнула. Весь день она продремала у него на плече. Онк и Риу сходили на охоту, потом молодой человек стал готовить ужин. Ветер слегка раскачивал ветки сосны, под которой расположились путешественники — то закрывая, то снова открывая уже заметно потемневшее небо.