— Тяжело ведь со мной... Что тебе на меня глядеть? Сирота я теперь совсем. То Сашенька был сирота, без папки же рос, а теперь вот я. Забегаешь ко мне, спасибо, да что тебе за смысл? Лучше бы с кем погулял...
В горле у Владика дрогнуло: вспомнилось... «Сироты!.. Что-то вы, детки, как сироты...» Подъезд, батарея, старуха в драных ботах... А теперь тетя Наташа не только о Сашке, но и о себе — тем же словом! Сколько их, кого можно или хочется назвать так? Много. «Наверно, почти любого можно, — подумал Владик. — Потому что каждый внутри себя один».
По сравнению с мамой Владика тетя Наташа оказалась довольно-таки молодой. Ей скоро должен был исполниться тридцать один год. Владик посчитал назад — Сашкины четырнадцать — и смутился... А она вдруг заговорила с ним, как со взрослым. Рассказала, что они с мужем познакомились в восьмом классе («Я почти в восьмом!» — мелькнуло у Владика). После восьмого она пошла в училище, но не закончила — родился Сашка. С Сашкиным отцом они сильно любили друг друга, потому и Сашка получился такой: от любви дети бывают особенно удачными. Умными и красивыми... И не надо было ему переживать, что не вышел ростом, она же говорила ему, что и папа до шестнадцати лет был одного роста с ней. А потом такой вымахал... После армии он пошел работать шофером. И разбился.
Тетя Наташа спросила, дружит ли Владик с кем-нибудь сейчас. Про нормалов он не стал ей говорить... А про Олю вдруг сказал: да, дружил с одной девчонкой, но они поссорились. И тетя Наташа назвала их маленькими дурачками. Если дружили всерьез, то теперь, когда и ему, и ей плохо, им бы, наоборот, держаться вместе, а не разбегаться, как зверятам, каждому в свою нору...
Листая Сашкину тетрадь, Владик наткнулся на строчки из Набокова. На те, что Сашка начитал тогда на магнитофон, и на другие. И чем больше вчитывался в эти другие — радостные, твердые, — тем ему делалось тоскливей и безвыходней. Потому что у него жизнь сейчас — никакая! Не та. У Набокова была, наверно, та. По стихам можно догадаться... И у Сашки была бы та! В этом Владик нисколько не сомневался. А вот у него...
...Но, с далеким найдя соответствие,
очутиться в начале пути,
наклониться — и в собственном детстве
кончик спутанной нити найти.
И распутать себя осторожно,
как подарок, как чудо, и стать
серединою многодорожного,
громогласного мира опять.
И по яркому гомону птичьему,
по ликующим липам в окне,
по их зелени преувеличенной,
и по солнцу на мне и во мне,
и по белым гигантам в лазури,
что стремятся ко мне напрямик,
по сверканью, по мощи, прищуриться —