Может, обострение какой-нибудь наследственной болезни?.. Но, насколько я знаю, в роду у Анны-Марии не было ни сумасшедших, ни даже хронических алкоголиков… Хотя она однажды упоминала кузена Даррелла, с которым играла в детстве, а я его ни разу не видел. Может быть, они держат его в каком-нибудь закрытом пансионе и не показывают из-за болезни?
Я сбежал вниз по лестнице, по пути проведав Анну-Марию – она всё так же лежала, – и позвонил леди Бэдингфилд, моей теще.
– Доброе утро, Лоуренс, – сказала она. Я поговорил с ней немного о всяких обычных глупостях, но так и не решился расспросить о возможных сумасшествиях в их древнем роду. И потом, я вспомнил кузена Даррелла, он все-таки был на нашей свадьбе, а жил он в Австралии и проворачивал какие-то сделки, связанные со шкурками кенгуру. Я попрощался с леди Бэдингфилд и пожелал ей хорошего дня.
Повесив трубку, я снова оказался во власти опасений и страха за мою дорогую жену. С ней никогда ничего подобного не случалось. За три года совместной жизни я видел ее разной – и грустной, и веселой, и спящей, и суетящейся, но таких странных симптомов – такого не было. Я нерешительно открыл записную книжку и начал искать букву джэй – нужно позвонить нашему домашнему врачу, доктору Джексону, поговорить с ним. Но как же боязно, как же не хочется осознавать, что это болезнь, а не просто усталость. Или сонливость. Или наркотики. Всё это было бы просто и легко – съездили бы с ней на воды, посетили массажиста…
Я уже набрал номер и услышал гудки, как неожиданный шорох заставил меня обернуться. В дверях стояла Анна-Мария, сладко потягиваясь. Я повесил трубку, невзирая на раздающееся оттуда «Алло, вас слушают!».
– Ах, как же славно я поспала! – сказала Анна-Мария, поправляя разлетевшиеся во все стороны черные кудри. – А что ты тут поделывал без меня, мой дорогой?
– Да вот, – я не знал, что говорить и как реагировать. Я показал рукой на телефон и сделал неопределенный жест.
– Понятно, – зевнула Анна-Мария и пошла на кухню, – я, кажется, собиралась делать салат и заснула.
Я кивнул и пошел следом. Нужно внимательно следить за ней. Если это странное, коматозное состояние можно назвать «припадком», то у нее уже было два припадка за минувшие двенадцать часов. Насколько я понимаю, это весьма скверно.
Но Анна-Мария вела себя как прежде, такая же легкая и воздушная, такая же беззаботная болтушка. Она заварила чай, чмокнула меня в нос и, напевая какую-то песню, стала мыть помидоры. Я расслабился, сел на табурет и выглянул в окно. День давно начался, а я и не заметил за этой тревожной суетой. Яркое солнце озаряло окрестности – все эти небольшие дома из красного кирпича, все эти парки и аллеи Внутреннего Лондона.