Широкая поляна, служившая главной и единственной улицей в поселке, была пуста. В лунном свете все вокруг выглядело как-то нереально и нелепо, словно это огромная театральная декорация: и бревенчатые дома на сваях, и черная зубчатая стена леса с обеих сторон вырубки, и луна, похожая на большой серый фонарь. В самом дальнем конце поселка светился крохотный огонек, — в этом месте стояла контора, и сейчас там, наверное, никого нет, только Кулак сидит за своим столом, и хлебает из глиняной кружки бродило, да иногда подходит к окну, ковыляя на костыле, чтобы посмотреть, не наступило ли утро.
Вот уже вторую неделю, как мы здесь, а каждую ночь повторяется одно и тоже: серый свет луны, заунывный вой шершера в лесу, и этот огонек в конторе, словно мутный светящийся глаз самого Кулака, выискивающего в ночи неведомую опасность. С тех пор, как мы появились в поселке, он, кажется, пьет, не переставая. Похоже, он кого-то боится, поэтому и не спит по ночам. Работу свою совсем забросил. Все ждет поезда. Старатели целыми днями слоняются по поселку без дела. Только и слышно разговоров, как об этом поезде, а его все нет и нет. В этой глуши с ума можно сойти! Юли с каждым днем все больше хандрит. В Шень-Цян Ен с Наокой ждет, а я застрял здесь, и не известно, когда выберусь. Провизия у старателей давно закончилась, и теперь приходится самому бродить по лесу в поисках какой-нибудь пищи. А старатели в лес не ходят, боятся, только не говорят чего. И, вообще, здесь творятся странные вещи. В лесу, около поселка, я несколько раз видел какие-то непонятные следы, но так и узнал, кому они принадлежат…
Шершер завыл совсем уж близко, и вдруг смолк. Наступила тишина. Я прикрыл дверь, задвинул засов. Повернулся к Юли. Она сидела на топчане, закутавшись в одеяло, и выжидательно смотрела на меня.
— Ну что?
— Все в порядке! — Я вернулся к ней, лег рядом.
— Максим! А старик этот, он кто?
— Какой старик? — Я не сразу понял, о чем она.
— Ну, тот, из леса, помнишь? — пояснила Юли.
— Зачем тебе знать о нем?
— Так, не зачем… Просто у меня из головы никак не идет этот его шрам — такой ужасный! Я никогда раньше таких не видела… Как ты думаешь, откуда он у него?
— Не знаю. Откуда мне знать? Спи! Скоро утро! — Я натянул до самых глаз одеяло, и отвернулся к стене.
Вдруг снаружи донесся отдаленный, и едва различимый человеческий крик, и снова все стихло. Я вскочил, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Прислушался.
— Что это было?
Широко раскрытые испуганные глаза Юли смотрели на меня, не мигая. Она тоже слышала этот крик.