— А ты, — вдруг оборачивалась Любка к Андрею, — чего стоишь баран барано́м? Уже залил глотку, уже вылупил глазища свои бессовестные?!
— С утра нализавши! — вставляла Зойка.
— У-у, идол бездушный, у-у, пьяная морда, когда же ты сдохнешь под забором, руки развяжешь нам!
Обрадовавшийся веселой роли, Андрей валился на землю, орал песни.
Потом вышла ссора. Натэлла, дождавшись своей очереди быть мамой, тоже сказала: «Ах ты, моя крошка!» — и прижала к груди медвежонка, как вдруг Зойка хрипло расхохоталась и крикнула:
— Ведмедь!
А Любка тут же подхватила:
— Иди ко мне, моя скотинка безрогая! Иди, моя животная лохматая!
— Йи, сдохла! — сказала Зойка. — У нее ведьмедь родился!
Натэлла смотрела-смотрела на них, а потом забрала своего мишку и ушла.
Андрей подумал-подумал и тоже пошел. Натэлла сидела на веранде с раскрытой книжкой. Андрей не поверил, что она читает. Ведь она была меньше его ростом и еще шепелявила. Он подошел ближе — Натэлла водила пальцем по строчкам и шевелила губами. Но Андрей опять не поверил. Он удивлялся все больше и больше и подошел совсем близко, он уже почти наступал на нее.
— Што ли зжа тебя видно? — насмешливо сказала Натэлла. — Што ли ты штеклянный?
Это он тоже знал: «Что ли у тебя отец стекольщик?» Андрей ушел домой, взял у матери со стола газету и, глядя в нее, стал орать:
— Международное положение! Температура погоды!
— Ой, да замолчи ради бога! — крикнула мама и сунула газету за радио.
* * *
Утро еще только начинало быть, когда Андрей проснулся, сразу проснулся, как это бывало с ним, только если предстояло что-нибудь необычное. «Дачники приехали», — вспомнил он.
Но у домов никого не было — наверное, еще спали. Солнце тихонько пригревало. Мимо Андрея пронесся толстый, как Зойка, жук и такой же басистый. Это мог быть и не жук, а воздушная машина.
— У-у! У-у! — прогудел воздушной машиной Андрей. — Я лечу во всю воздушность морскую!
Трава была еще холодная и мокрая. Он соскочил с нее на дорогу. Пыль тоже была еще прохладная, и на ней следы оставались лучше, чем днем.
— Я живой великий волшебник! — пропел Андрей и плавно пролетел по дороге.
Он играл, а сам косился на веранду, не выйдет ли девочка с таким странным именем, что он никогда даже не думал, что оно бывает на свете, даже одну букву в этом имени не мог бы угадать.
— Я настоящий волшебник, — сказал он кому-то строго. — Я русский волшебник — то были немецкие.
И в это время увидел Натэллу, которая сходила с крыльца. Она была чистенькая и аккуратная, не то что вчера после беготни. На ней было клетчатое платье с маленькими красными пуговицами и бантики. Андрей замер, и Натэлла, может быть, его не заметила, а может, не захотела заметить. Она прошла к дороге и остановилась на краю, глядя под ноги, а потом присела на корточки, продолжая рассматривать что-то. Волосы у нее были не белые, как у Зойки, и не коричневые, как у Любки, а серенькие, как шерстка у мышки, и хотя они были аккуратно заплетены в косички, но много волосиков поднималось еще над головой и светилось.