3). И все это — инфантилизм. Ибо, прежде всего, бессознательная безответственность.
Апология неудачника
Люблю неудачников. В точном смысле этого слова: люди, которым просто не повезло, которые достойны большего. Они избыточны — там, где они есть. Большая их часть не влезает в функцию. Они таскают за собой лишние компетенции и качества — как большой неуклюжий хвост… Он им не помогает… Он — мешает проходить в двери.
В моменты гордыни считаю себя, конечно же, таким неудачником.
Но я себе льщу.
Все люди в этом смысле — неудачники.
Коктейль революции
Какое человеческое содержание говорит: «Ненавижу эту власть»? Или как вариант: «этих чиновников», «этих буржуев», «эту элиту». Негласно принято считать, что вопиет либо жажда социальной справедливости, либо зависть, либо некая их пропорция. Либо хотят стать «властью», и серчают, что там «менее достойные». Либо серчают, что властвуют «не по-людски».
А может быть что-то третье?
Как я могу завидовать? Как я могу завидовать чиновнику, укравшему десять миллионов долларов — если я в принципе не вижу себя чиновником? Я могу завидовать только своим, другой форме жизни — не могу (как я могу завидовать бабе, которую трахает здоровенный негр — если я не баба?).
Приписывать себе повышенный инстинкт справедливости? Полноте… Не выше, чем у других. Спокойно на все смотрящих.
Ни первое, ни второе, ни их пропорция. Иногда мне кажется — это чистая злоба, которую вырабатывает какая-то железа. Но злобу ведь надо канализировать. Не могу же я обратить ее на хороших людей… Как-то не логично… И безответственно…
Коктейль «революционное состояние»: чистая злоба + чистая логика + чистая ответственность. У большинства «революционеров», я так понимаю, коктейли совсем иные… Более душевные… С них — больше трещит на утро башка.
Впрочем, возможно еще одно объяснение — перечеркивающее все остальное. Классовое чувство. Это ни в коем случае не зависть, и не желание справедливости. Это именно активная не любовь живого к живому, но с условием, что видишь и себя, и объект — персонификацией некоторой абстракции.
Но тогда — какого я класса?
Классики его толком не описали.
Пыточная машина
— Что общего у твоих любимых Пелевина и Гарроса-Евдокимова?
— Ну, — говорю, — ненависть к окружающей действительности…
— Получается, ко мне тоже?
— Ты что — окружающая действительность? Кого ты окружаешь-то?
— А что такое — «окружающая действительность»?
— То, отчего мы страдаем.
— А конкретно?
— Ну, — впадаю в пелевинщину, — всяк индивид — сам себе пыточная машина. Большая часть в нем — это пыточный механизм. И в обществе. Чего там любить? Любить можно то хиленькое, что в нем пытается.