— Что ж, я буду у вас утром в субботу.
— Очень рад, что нам так быстро предстоит увидеться снова.
Повесив трубку, Элизабет расплылась в улыбке. Прожив всю жизнь в Калифорнии, Амадо Монтойя был типичным образчиком старого мира. Да, он явно из тех мужчин, которые испытывают отвращение, когда женщина распахивает перед ними собственные двери. Ну, а уж если она только заикнется о том, чтобы заняться любовью, это будет для такого типа оскорблением.
Что ж, ей предстоит держать с ним ухо востро.
Выходит, прощай мечта провести этот уикэнд с новым котенком. Может быть, на следующей неделе получится? Ну, а если нет, то уж еще через неделю-то наверняка она найдет время съездить в Общество охраны животных.
Амадо Монтойя стоял на склоне холма среди виноградных лоз. Листья облетали, и голые искривленные ветви топорщились в разные стороны. Они были лишены своего летнего великолепия искусными обрезчиками, людьми, внимательно прислушивавшимися к тому, что говорила им каждая лоза. Настолько внимательно, что обрезчики даже не обращали внимания ни на беснование ястребов, круживших в сверкающем зимнем небе, ни на густой туман, холод которого проникал через самую теплую шерстяную одежду.
Если прутья лозы разрастались толще большого пальца мужской руки и волочились по земле метра на три или еще длиннее, значит, лоза сообщала, что в этом году на ней следует оставить побольше почек. А когда прутья были обильными, но тонкими и закрученными, это говорило о том, что в прошлом году на лозе было оставлено слишком много почек и обрезка должна быть посуровее. Прутья, выросшие в тени, были плоскими, а те, которые сумели отыскать солнечные лучи, — круглыми.
Амадо пристальным взглядом прошелся по долине, примечая, где остатки тумана еще цеплялись за виноградники, а где их уже рассеяло солнце. Все зависит от микроклимата, благодаря которому этот район и стал знаменитым. В отличие от своих европейских коллег-конкурентов, калифорнийские виноградари твердо верили, что именно климат, а вовсе не почва создает виноград конечной зрелости. Амадо видел, как на его собственной земле это происходило из года в год. Одни и те же сорта лозы, посаженные на расстоянии считанных метров друг от друга, давали настолько разный виноград, что один из них приносил медали на конкурсах, тогда как из другого получалось вино, которое в лучшем случае можно было назвать средним.
Нужно только внимательно наблюдать и делать выводы.
Амадо научился этому искусству у своего отца, Доминго, верившего в старинную испанскую поговорку, гласившую, что наилучшее удобрение для любого растения — это отпечаток ноги его владельца. Доминго был представителем четвертого поколения семьи Монтойя, выращивавшего виноград на том самом склоне холма, где теперь стоял Амадо. И когда фортуна улыбалась Доминго, он поддерживал честь четвертого поколения, превращая этот виноград в вино.