Но при виде бабульки замерла в дверях…
Она сидела, закрыв лицо костлявыми ручонками, и плакала! Очки лежали рядом на кровати, несколько листков бумаги слетели на пол, а она всхлипывала, как обиженный ребенок, обливалась слезами и казалась еще мельче обычного.
Честное слово, у меня мурашки по коже побежали, и в первое мгновение я вообще не понимала, за что хвататься… Подозреваю, бабулька даже и не слышала, как я вошла… Я вышла из спальни, беззвучно закрыла за собой дверь и еще с минуту простояла в коридоре, прислушиваясь к тихим всхлипам. Хоть я и не знала, что случилось, мне было чертовски ее жалко. Ни с того ни с сего люди вот так вот не ревут… По себе знаю…
Я решилась вернуться в спальню только тогда, когда там воцарилась тишина. Старушка лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала. Щеки у нее покраснели, и на них еще не высохли слезы. Набравшись смелости, я подошла, поставила чай на тумбочку и села на край постели. Бабулька не шелохнулась. Ее рука лежала рядом с моим коленом, и я, не удержавшись, потянулась эту ручонку погладить, мне так хотелось успокоить Казимеру…
Мы еще немножко помолчали, и наконец я услышала:
— Как же я устала… просто чудовищно… Моя жизнь — давно уже не жизнь, а бесконечное ожидание смерти… Чувствую себя антикварной мебелью, которая живет слишком долго для того, чтобы чему-нибудь особенно удивляться, стоит слишком дорого для того, чтобы кто-нибудь ее купил и изменил ее жизнь, слишком громоздка для того, чтобы вписаться в легкомысленный современный интерьер, и слишком ценная для того, чтобы кто-нибудь осмелился ее выбросить… Я заперта в своем ужасном теле, ни на что уже не способном, только чувствовать… Каждый день болит в новом месте… Даже… даже читать теперь не могу: почти не различаю букв… Ничего, ничего мне не осталось… Ну скажи, разве это жизнь? Сколько еще это будет продолжаться?..
Я не знала, что ответить. Гладила ее руку и сама чуть не ревела… Должна признаться, у меня в последнее время крыша тоже основательно съехала… Черт! Как трудно в этом мире встретить по-настоящему счастливого человека! И вдруг я вспомнила про чай. И спросила:
— Может, чайку с медом попьете?
Она открыла глаза, поглядела на меня и прошептала:
— Прости, что так расклеилась… Иногда до того все…
— Остоелозит? — попыталась я продолжить ее мысль. У старушки даже глаза заблестели.
— Вот именно! Правильно сказала: «Все остоелозит!» Остоелозит… Хорошее слово… — и она едва заметно улыбнулась.
— Ничего, это пройдет, — сказала я, чтобы ее утешить. — Мне иногда тоже жить не хочется…