— Понятно. Вы не заметали ничего необычного, когда пришли сюда?
— Ничего. Все было в полном порядке.
Звякнуло переговорное устройство.
— Минутку, пожалуйста. Да?
— Что там за скандал? — недовольно спросил Бертрам. — Неужели не понимаете, насколько важны эти переговоры?
— Простите, мистер Тейлор, но мисс Ромеро мертва. Это полиция.
— Попросите вести себя потише. Я не могу сосредоточиться. И где мой чай?
— Сейчас, сэр. Я им скажу. Прошу прощения.
Я повесила трубку.
— Это мистер Тейлор. Извините, пожалуйста, еще две секунды.
Я сделала знак Олкотту, занявшему свой обычный пост на лестничной площадке и готовому броситься выполнять любое мое распоряжение.
— Чай мистеру Тейлору, Олкотт, пожалуйста.
— Дверь кабинета была открыта или закрыта? — продолжал старший инспектор Кертис.
— Заперта.
— Это обычная процедура?
— Да. Я всегда ухожу последняя и запираю ее сама.
— А как насчет уборщиц?
— Они начинают в половине шестого и всегда убирают кабинет мистера Брейса в первую очередь, чтобы я смогла все проверить перед уходом.
— И уходите вы…
— Обычно около шести. В пятницу было то же самое. Я отправилась на рынок.
Он поднял на меня глаза, немного помедлил и снова уставился в блокнот.
— Понятно.
Зачем я сказала это? Не все ли равно, куда я пошла?
Он кивнул, сбросил пальто, под которым обнаружилось слегка округлившееся, уже немолодое, но приятное на вид тело. Карманы спортивного пиджака оттопыривались, на галстуке темнели жирные пятна, серые фланелевые слаксы казались мешковатыми. Зато туфли начищены до блеска. Капли дождевой воды собрались на ботинках кордовской кожи.
— Скажите, миссис Кесуик, а для меня у вас не найдется чаю? Или кофе?
— Есть и то и другое. Что предпочитаете?
Я открыла шкаф и повесила его пальто.
— Кофе. Черный. Два кусочка сахара.
— Сейчас будет. И не миссис, а мисс.
Он проследовал за мной на кухню.
— Как по-вашему, сколько пролежала здесь мисс Ромеро?
— Без медэксперта сказать трудно, но думаю, не меньше двух дней.
Я снова подавилась.
— Фу!
— Хорошо сказано.
В его глазах мелькнули смешливые искорки, и мы оба застенчиво улыбнулись.
Минут через пятнадцать появился Оуэн и сразу стал командовать. Судя по румянцу и пружинистой походке, он, несмотря на дождь, успел сделать утреннюю пробежку. Каждое утро он делал семь миль в Гайд-парке, пробегая вокруг всего Серпентайна.
Кстати, я уже упоминала, что пыталась больше ходить пешком? Ничего особенного, но после смерти Бенджамина я решила вести здоровую жизнь. Очень люблю гулять, особенно во Франции. Поэтому дала себе слово каждый день проходить пять миль, будь то дождь или солнце. Это должно войти в привычку. Пора заняться собой.