Саймон бросился к амбару, где стояла невеста. Взяв за руку, торопливо провел ее через двор в сыроварню.
— Дорогая, послушай меня, — заговорил он, приложив ее руки к своей груди. — Случилось кое-что… и мне придется уехать, но через полчаса или около того я вернусь.
— А… куда ты едешь, что-нибудь серьезное?
— Да ничего особенного, — покачал он головой. — Нужно съездить по делу.
— Что это за дело, которое нельзя отложить в такой день! Ведь у нас же сегодня брачная ночь. Что хотел мальчик?
— Он сообщил мне кое-что. Когда вернусь, то все тебе объясню. Повторяю, задержусь не больше чем на полчаса. А ты здесь командуй. Но не думаю, что кто-то без меня заскучает, ты, надеюсь, не в счет, — он крепко прижал ее к себе и с жаром поцеловал. — День сегодня такой замечательный, и он еще не закончился, правда? — спросил он, глядя ей в глаза.
— Надеюсь, — улыбнулась она. — Постарайся долго не задерживаться.
— Конечно, конечно, — пообещал Саймон, торопливо целуя ее. Подтолкнув Мэри к амбару, сам он бегом направился в конюшню.
Саймон привык ездить без седла, только не в обтягивающих брюках. Но у него не было времени, чтобы седлать коня. Уже через несколько минут он скакал со двора, провожаемый недоуменными взглядами. Гости не верили своим глазам: жених, оставив невесту, мчался куда-то во весь опор!
Овраг Биллингс Флэт находился в двух милях от фермы и в полумиле от дома Тилли. Того, кто не бывал в этих краях, название могло ввести в заблуждение, потому что вместо предполагаемого открытого места человек оказывался перед неглубоким оврагом. По обеим сторонам его росли деревья; то там, то здесь с них свисали пышные бороды плюща. Овраг тянулся метров на двадцать. Свет в него проникал только зимой, когда с деревьев облетала листва.
Саймон знал, что выиграет милю, если поедет через поля. Это противоречило его принципам: он возражал, чтобы по его полям проезжали на охоту. Теперь же приходилось поступиться принципами. Как говорит пословица: «Приходится; когда черт гонит». И верно, ему казалось, сам дьявол гонит его вперед. Саймон мысленно поклялся, что Халу Макграту не жить, если он опозорит Тилли.
Тилли не спешила, шла не торопясь. Ей очень хотелось плакать, но она не позволяла слезам прорваться, пока не доберется до постели. Иначе как объяснить дедушке и бабушке, почему у нее красные глаза. Ведь они с нетерпением ожидали ее, чтобы узнать все новости. И ей придется придумать все, что касалось ее: как напробовалась разных закусок, пила домашнее пиво и танцевала. И, конечно, они захотят узнать, как выглядели невеста и Саймон. О нем она скажет чистую правду: вид у него был счастливый.