Хотя, знаешь…
Ты просто скотина, Алекс! Ты заставляешь меня чувствовать то, что я не хочу. Ты перевернул мою жизнь с ног на голову, убил мою наивность и втянул в какую-то чертовщину.
Ты заставлял меня сходить с ума, когда ты рядом, и теперь я схожу с ума от того, что тебя нет…
Ну вот, опять плачу… Ты доволен?
Алекс, почему ты ушел? Что я сделала не так?
Ну, ответь же мне!…
Она свернулась калачиком, тихо всхлипывая и то и дело нервно вздрагивая.
Даже лунный свет старался избегать ее. Он мутным пятном лежал возле кровати, как преданный пес, ждущий, когда его хозяйка решит поиграть с ним.
Глава 16. Лебединая песня.
Если все время крушить фундамент,
в конце концов, поедет крыша.
Третье января. Безоблачный день, залитый лимонно желтым светом солнца. По всюду развешаны гирлянды, и люди улыбаются друг другу. То тут, то там слышны «Звенящие колокольчики». Холодно, чертовски холодно, но, кажется, этого никто не замечает.
Здесь, на автобусной станции, народу совсем немного. Я поглубже натянул капюшон куртки. Меня, конечно, не вся Эурика в лицо знает, но лучше не рисковать. Автобус, плоскомордая тварь с тонированными стеклами, чихая и фыркая, подошел к остановке. Я протянул билет кондуктору и, пожелав ей счастливого нового года, прошел в самый конец. Напротив уселась какая-то старушка с кучей сумок, которые она наотрез отказалась сдавать в багаж.
Вот и все. Я уезжаю отсюда. Опять бегу от самого себя.
Эх, больно-то как. Да ничего не поделаешь… Сам во всем виноват.
Автобус тронулся, мягко покачиваясь на поворотах. Я закутался в куртку, засунув руки в карманы. Щемящие чувство не хотело уходить. Его флюиды щекотали в носу, прыгали по ресницам, заставляя навернуться слезы.
Нет! Не буду плакать. Не заработал я освобождения от этой боли.
Ко всем моим грехам теперь еще прибавится и разбитое сердце Дианы. И зачем, зачем ты?… Нет, даже сейчас я не могу произнести этого слова. Не могу даже думать об этом.
Господи, ни о чем не хочу думать! Все! Я уезжаю отсюда. Навсегда.
-
Сесиль торопливо побежала открывать дверь, когда увидела полицейскую машину, подъезжающую к парадному входу. Буквально через минуту в дверь вошел шериф, скинул форменную куртку, и Сесиль повесила ее на вешалку.
- Как она? - коротко спросил он.
- Плохо, - жалобным голосом ответила толлстуха. - Всю ночь плачет.
Шериф вздохнул и скорым шагом поднялся на второй этаж. Толкнув дверь, он вошел в комнату. Диана лежала в кровати, завернувшись в одеяло почти по самые уши. Он пододвинул стул и сел рядом.