Тут меня пронзила страшная мысль. Чего это я угораю тут один, а этот сидит в автобусе с кондиционером и сосёт леденец?! Что за свинство, в самом деле!
Нет ничего хуже сравнительного момента. Половина земного шара живёт по принципу – «Не пусть мне будет так хорошо, как ему, нет! Пусть ему будет так же плохо, как мне!» Если бы никого рядом не было, я бы терпел бы это пекло и не скулил бы, вероятно. Но мысль о том, что я тут плавлюсь, а он там, в холодке, выводила из себя больше, чем жара!
Короче, я страшно разозлился на Арсения, как будто это именно он напустил на меня всю эту «Садом и Гоморру».
Я натянул на себя довольный вид, улыбнулся так широко, как позволяли пересохшие губы, и лёгкой виляющей походкой подошёл к передней дверце.
– Выходи, что сидишь! – сказал я, распахивая дверь, чтобы глотнуть холодного воздуха. – Тут потрясающая красота!
– Не выйду. – Ответил Арсений, засовывая в рот очередной леденец. – Мне и тут хорошо.
– С ума сошёл? – уговаривал я, стараясь втиснуться поглубже в автобус. – Стоило тащиться в такую даль, чтобы сидеть внутри! Выходи, погода классная!
– Не выйду.
– Почему?
– Не хочу.
– То есть, ты не пойдешь смотреть на пирамиду?
– Не пойду.
– То есть, ты даже не зайдешь внутрь?
– Не зайду.
– Но почему?!
– Я умный.
– А я?
– Что ты пристал? Тебе охота, иди и смотри. Я её и так вижу. Вот она.
– Но внутри же интересно!
– Ну, сходи, потом расскажешь!
– То есть, не пойдешь?
– Нет, не пойду.
Он засунул в рот ещё один леденец и впал в блаженство. Уговаривать дальше было бесполезно. Я его знал. Уговаривать дальше, было бы всё равно, что уговаривать самого Хеопса. Он бы всё равно не вышел.
Всё это время я являл собой типичную рекомендацию мировой медицины – башка моя была в холоде, а вся остальная часть в... Чуть не сказал «в тепле». Вся остальная часть давно уже мумифицировалась и была одной температуры с окружающим пространством! Если сейчас мне бы к пупку кто-нибудь прикоснулся, его бы шарахнуло током – я превратился в термопару.
И я ушел. Я был зол, как собака, потому что в глубине души у меня самого зрело подозрение, что Арсений в чем-то прав. Что ходить-то? Вон она, стоит себе. В конце концов, можно вернуться сюда зимой. Тут зимой холодрыга небось. Плюс сорок пять, не больше. А сейчас по жаре, глупость, конечно...
И тут на меня упала тень. Сначала, я решил, что у меня потемнело в глазах и это обморок. Но тень была настоящая. Я её даже хорошо видел на песке. Она была большая и какая-то неровная, как здоровенное кривое пятно. И от неё пахло. Очень странно пахло. Вероятно, подумал я – это облако. Такое наползло вонючее египетское облако. Я поднял голову, чтобы посмотреть на это облако и остолбенел.