Мы уже поднялись на наш третий этаж и видим, что в почтовом ящике что-то лежит. Бумажка какая-то. Не, не бумажка, это письмо. И кому же?
Открыли ящик, достали письмо и… ого, так это мне письмо. Мне! И это не просто письмо, а письмо из-за границы. На конверте две немецкие марки и куча штемпелей (на некоторых из них свастика). Письмо из Берлина. Лотар прислал письмо!..
Интерлюдия F
(а в это время в замке у шефа)
[31.08.1940, 18:02 (мск). Москва, Кремль]
Старший лейтенант Синельников спускался по лестнице служебного выхода. Суббота. Вот и окончилась ещё одна рабочая неделя. Завтра воскресенье, законный выходной день, который можно посвятить самому себе. Например, можно попытаться продолжить знакомство с Людочкой. Скажем, в парк её пригласить погулять или даже в кино. Выходной же!
Конечно, в Кремле и в воскресенье работа не прекращается, а у товарища Поскрёбышева, начальника Синельникова, кажется, выходных вовсе никогда не бывает. Но так кто такой Синельников, а кто Поскрёбышев! Разница колоссальная, товарищ Поскрёбышев по нескольку раз на дню с самим товарищем Сталиным разговаривает, а Синельников с Вождём вообще ни разу не говорил, хотя в коридорах старого здания Сената несколько раз и встречал случайно. Тогда люди Власика аккуратно блокировали вытягивавшегося в струнку старшего лейтенанта, а тому оставалось лишь провожать взглядом проходившего мимо товарища Сталина.
Но завтра — выходной. Завтра Синельников в Кремль не придёт, будет отдыхать. Он вообще демонстративно не следовал распространённой среди руководства страны привычке просиживать на работе по шестнадцать часов в сутки. Наоборот, Синельников любил повторять своим коллегам из аппарата Поскрёбышева, что всё нужно делать вовремя, а если вы что-то не успели сделать в рабочее время, значит, вы просто плохо работали в течение дня.
За такие его речи, а также за привычку всё делать строго по инструкции и по уставу, коллеги даже шутливо называли Синельникова «немцем». Впрочем, называли они его так совершенно без злобы и зависти, а товарищ Поскрёбышев ни разу даже полунамёком не упрекнул Синельникова в том, что застать того на рабочем месте не в рабочее время было практически невозможно. Да и в чём упрекать-то? Свою работу Синельников всегда выполнял аккуратно, точно и тщательно.
Старший лейтенант Синельников спускался по лестнице служебного выхода, но его не отпускало смутное ощущение какого-то беспокойства. Что-то не так, что-то он упустил. Что-то важное.
А что?
Форточку в кабинете он закрыл, дверь запер и опечатал личной печатью, недельный отчёт сдал, как положено. Тогда что?