Президент прибыл и выглядел бедной Золушкой на пышном балу. Гости были разодеты в смокинги теплых тонов, модные костюмы, а шефу надели серенькую рубашку без галстука и такой же блеклый костюм. Мысль о том, как сильно изменился наш Президент, посетила, похоже, всех гостей.
Он пил безалкогольное пиво вместо шампанского, произнес прекрасный тост в честь юбиляров, потом просидел молча почти полтора часа и «по-английски» убыл. Напряженность мгновенно исчезла.
Едва ли не на следующий день я узнал – Черномырдин сильно обиделся. Он мне потом свою обиду высказал, а я честно объяснил ситуацию.
Последний раз в прежнем статусе я разговаривал с Виктором Степановичем в день моей отставки. Осенью 96-го я случайно увидел премьера на хоккейном матче во Дворце спорта ЦСКА. Играла сборная России со сборной Финляндии. Меня тоже пригласили, но я пришел с опозданием, когда все зрители уже расселись по местам. Окружение Черномырдина меня заметило: помощники показывали в мою сторону пальцем, чтобы Виктор Степанович побыстрее отыскал меня глазами.
Потом мне рассказали, что во время перерыва премьер ушел в комнату отдыха, выпил одну за другой четыре рюмки водки и философски заметил:
– Да, мы с Сашей нехорошо обошлись, я обязательно должен его к себе вызвать и переговорить.
На трибуну он после этого так и не вышел. А позже мы стали коллегами и многократно встречались в здании Государственной думы и даже приватно, у него в кабинете.
В пресс-секретари Вячеслав Костиков попал по рекомендации Полторанина. Было время, когда Михаил Никифорович имел влияние на шефа, которое выражалось в протекционистских кадровых назначениях в президентскую команду.
В свое время, в 1986 году, Ельцин, тогда первый секретарь МГК КПСС, назначил Полторанина главным редактором «Московской правды». И газета преобразилась: стала самой читаемой в Москве и даже за ее пределами. Она отличалась от других изданий своей остротой и правдивостью. Борис Николаевич тогда часто принимал Полторанина, был очень доволен его работой. Отсюда корни авторитета Михаила Никифоровича в глазах Ельцина.
Так вот про Костикова Полторанин сказал, что он независимый, дерзкий, профессиональный журналист. Как раз такой Президенту и требовался. До него был Павел Вощанов, а еще ранее бывший спецкорреспондент «Правды» в Алма-Ате Валентина Ланцева, сама себя называвшая пресс-секретарем ЕБН еще в бытность Ельцина депутатом Верховного Совета СССР. Ее несколько провинциальный характер и манеры на первом этапе даже нравились Борису Николаевичу – эдакий женский вариант Полторанина – от земли, из гущи народа. Но вскоре возникла потребность в ином, столичном имидже. Ему куда более соответствовал обозреватель «Комсомольской правды» Павел Вощанов. Но, пообвыкнув, понабрав придворного опыта, связей, пресс-секретарь-перестройщик стал нередко оспаривать те или иные мнения шефа. Умный, хотя и слишком язвительный, злой. Впрочем, некоторые считают это его качество неизбежным следствием хронического гастрита. Не сложились у него отношения и с Илюшиным. В результате он сам неожиданно для всех написал заявление об уходе (Ельцин его никогда не выгонял). А его газетно-язвенная болезнь особенно обострилась в период, когда он намеревался стать депутатом Госдумы. В частности, он очень гневно и необоснованно нападал на Службу безопасности Президента (называл фантастическую численность, наличие авиации, бронетехники), хотя ничего плохого та ему не сделала, скорее, даже наоборот, всегда поддерживала.