К 1987 году многих партбоссов, в том числе и Ельцина, я уж не говорю про простых людей, стало раздражать словоблудие Михаила Сергеевича Горбачева. Еще больше действовало на нервы возрастающее влияние Раисы Максимовны. Она уже не только безапелляционно раздавала хозяйственные команды, но и открыто вмешивалась в государственные дела, порой переставляя людей, как мебель в апартаментах мужа.
У Бориса Николаевича с весны 87-го года начались стычки на Политбюро то с Лигачевым, то с Соломенцевым. Спорили из-за подходов к перестройке. Шеф видел, что реформы «пробуксовывают». Вроде бы все «под парами», и гудок гудит, и маховики работают, а колеса не катят.
Ельцин ведь абсолютно искренне воспринимал объявленную Горбачевым перестройку и ее результаты представлял по-своему. В Москве, например, он едва ли не на каждом шагу устраивал продовольственные ярмарки. Овощи, фрукты, птицу, яйца, мед в ту пору москвичи могли купить без проблем.
Борис Николаевич тогда сам читал газеты, и его личное впечатление, будто, кроме гласности, в стране ничего нового не произошло, статьи в прессе только усиливали.
В сентябре 87-го Ельцин написал письмо Горбачеву, в котором просил принять его отставку со всех партийных постов. Причина – замедление перестройки и неприемлемый для Бориса Николаевича стиль работы партаппарата ЦК КПСС. В сущности, Ельцин обвинил аппарат в саботаже.
Письмо это он никому не показал. Шло время, а Горбачев никак не реагировал. Ельцин сильно переживал из-за этого, явно демонстративного молчания. Еще несколько месяцев назад они с Горбачевым, как добрые товарищи по партии, постоянно перезванивались. Ельцин в нашем присутствии называл Горбачева только Михаилом Сергеевичем и постоянно подчеркивал свое почтение к нему.
Генсек предложил Ельцину с семьей переехать на служебную дачу, с которой только что съехал сам. И шеф, даже не дождавшись ремонта, сразу перебрался. Такого еще за всю партийную историю не случалось. Обычно хоть косметический ремонт, но полагалось сделать. Горбачевы уехали. Сняли картины со стен, на обоях остались светлые пятна. Где-то торчали гвозди из стены, где-то виднелись пустые дырки.
Спешка Ельцина объяснялась просто – он хотел показать, что ничем после Горбачева не брезгует. Я думаю, что Борис Николаевич никогда бы не дошел до столь высокого поста, если бы у него не было этого беспрекословного партийного чинопочитания.
Он в душе верил, что Горбачев на письмо ответит и лично подтвердит его, Ельцина, правоту. Но тот упорно молчал.
Двадцать первого октября Ельцин выступил на пленуме ЦК КПСС, где, в сущности, повторил вслух основные тезисы своего письма. Но спустя несколько дней, на московском пленуме, повел себя странно: признал прежнее поведение ошибочным, покаялся перед партией.