Утром он провел с час у отца, забыв на это время о собственных треволнениях в стремлении развеселить его и занять. На обратном пути он встретил госпожу Бокар, которая рассыпалась перед ним в многословных жалобах. Его американский друг заплатил по счету и распорядился передать свой багаж рассыльному из гостиницы „Националь". Ей очень жаль, что пансион не понравился ему. Как мистер Четвинд находит обед? Быть может, не хватает чего? А постель? У него прекрасная постель… случайно, самая лучшая в пансионе. Рейн утешил ее, насколько мог, в утере американца, но в душе был страшно рад этому признаку великодушия у бывшего приятеля. Значит, когда он был трезв, он не отказывался считаться с требованиями приличия. Госпожа Бокар участливо справилась о самочувствии профессора и была в восторге, что он поправляется.
— Это хорошо, — сказала она, — было бы совсем плохо, если бы слишком много народу болело. Пансион получил бы дурную славу. Бедная госпожа Степлтон все еще чувствует себя плохо. Мистеру Четвинду, конечно, это будет неприятно.
— Ничего серьезного? — спросил Рейн с некоторой тревогой.
— О, нет… расстройство нервов. Что поделаете? Таковы женщины.
Несмотря на это сообщение, Рейн все же по пути заглянул к себе в комнату со слабой надеждой найти там весточку от Екатерины. Ничего не было. Он себя чувствовал в страшно ложном положении. Но он ничем не мог помочь. Как человек разумный, он решил выжидать событий, а пока продолжал свой обычный образ жизни. Согласно принятому решению, он отправился на Большую Набережную и уселся там у одного из наружных столиков Cafe du Nord, где привык до отъезда своего в Шамони читать „Женевскую газету" и „Фигаро" за прошлый день. Было приятно хотя отчасти вернуться к прежнему времяпрепровождению, когда о Гокмастере еще и помину не было. Отъезд из пансиона его бывшего приятеля явился для него облегчением. Он чувствовал, что может теперь свободнее дышать. Если бы он мог быть уверен, что Гокмастер по добру по здорову уберется из Женевы и исчезнет в том неизвестном мире, из которого приехал, он чувствовал бы себя почти счастливым. Ему хотелось, чтобы тот никогда больше не попадался ему на глаза.
Но самое нежелательное неизменно случается. Он пытался сосредоточить свое внимание на литературном приложении „Фигаро", когда простодушный, но сейчас столь ненавистный ему голос коснулся его слуха.
— Я, право, готов был обегать всю Женеву, чтобы поймать вас.
Рейн, нахмурясь, поднял голову. Гокмастер стоял около него щеголевато одетый, чисто выбритый, розовый и свежий. Его манжеты безукоризненно блестели, ботинки были из лучшей кожи, а в руках была пара новых перчаток. Его бледно-голубые глаза имели такой невинный вид, как будто никогда не смотрели на жидкость большей крепости, чем прозрачная вода озера. Проговорив свою фразу, он немедленно сел и с непринужденным видом сделал знак удалиться гарсону, бродившему тут в ожидании приказаний.