Исписанные Мероном страницы вырастали во внушительную стопку.
«…Это вас нужно гнать из церквей и соборов, как гнал Иисус лавочников из Иерусалимского храма…»
Озадаченный, Жильбер прислонился спиной к выбеленной стене скриптория.
«И эти строки выносил на всеобщее обозрение Фридрих, участник крестовых походов и командующий христианскими армиями на Святой земле? Не может быть! Нужно посмотреть дату. Месяц август 1246 года. Это писано за четыре года до смерти короля. Что произошло с сицилийским монархом и императором Священной Римской империи? Какие причины так изменили сознание честолюбивого воина и рыцаря? Уж не учение альбигойцев тому виной?»
А может, здесь причина в другом? В переосмыслении самим королём Святого Писания, в понимании тщеты добрых намерений, несовместимых с негодными средствами, злом и насилием, как инструментами достижения целей? Ведь все его действия в последние годы жизни направлены на освобождение всей Италии из-под власти пап, на объединение итальянских провинций в единое мощное государство, на закладку фундамента дворцам просвещения, коими являлись университеты. Не зря церковь считала его безумцем, еретиком, одержимым дьяволом.
«Теперь я понимаю, за что он был отлучён от церкви. И за меньшее сжигали. Но только - не в этом случае. Руки были коротки». – Мерон уставился в переписываемый текст.
«Тогда что получается? В той последней строке стихотворения король был прав. Жизнь, где вера в Бога вошла в противоречие с реалиями духовной и светской жизни, далёкими от учения Иисуса… Жизнь, где устремления подвижника натолкнулись на непонимание людьми целей его реформ. Такая жизнь, осложнённая безысходностью, чувством бессилия и невозможностью изменить положение вещей была для него адом».
Вдруг Мерона осенила робкая, но встраиваемая в логическую цепочку рассуждений мысль.
«А не в том ли причина непротивления тамплиеров арестам и пыткам в королевских судах, что они осознали всю разрушительность военного противостояния Ордена с королём Франции и Святым престолом? Для Европы это было бы катастрофой. Обладавшие мощной рыцарской армией, огромным штатом осведомителей и шпионов монахи могли бы поставить любого короля на место. Но… подставили другую щёку ради высшей цели. Какой? И что всё-таки искал Филипп Красивый при обыске Тампля? Деньги были для него не главным. Господи, опять я блуждаю в лабиринте домыслов и тайн…»
***
Обычное утро для монастыря. Пропели тонко петухи в недалёкой деревне. Рассвет заблудился в облаках, напитался влагой и пролился лёгким дождём. Голос звонницы призвал монахов к утренней молитве и затих. Из пекарни аббатства запахло свежеиспечённым хлебом. Восстало и прошло время утренней трапезы.