Вечером 9 октября зарядил дождь, и семья императора возвратилась со службы в храме Успения Пресвятой Богородицы (прозванный в народе Сиони — в честь Сионской горы) под зонтами. Во дворце губернатора разожгли камин. Чувствуя недомогание, Александра Федоровна на ужин не вышла. Николай Павлович ел рассеянно, заметил: «Как бы завтра ливня не было: вновь провалим смотр». Чай не допил и вскоре ушел. Дети поняли, что парад состоится при любой погоде.
Брат и сестра устроились в креслах у камина. Александр задумчиво смотрел на огонь, а Мария куталась в тяжелую шаль. Прервав молчание она спросила:
— Саша, о чем ты думаешь?
Брат глянул как-то отрешенно и пожал плечами.
— О чем? Об империи нашей. Как же ею управлять тяжело! Столько верст, столько весей и городов, столько лиц и характеров! Как добиться спокойствия? Миллионную армию держать тяжело, разориться можно.
Мария вздохнула.
— Папенька считает, главное — это армия. Наш великий предок Петр Первый завещал нам беречь как зеницу ока армию и флот.
— Я не возражаю, но какую армию? Мы по-прежнему молимся на Суворова: «Пуля дура — штык молодец!» Но настало иное время. Вместо парусного флота нам нужны военные пароходы. Вместо гладкоствольных — нарезные ружья. Новая артиллерия… Но попробуй сунься к отцу с этими идеями — или засмеет, или отругает. По нему, все у нас идет правильно.
У великой княжны вырвался смешок.
— Да, он в последние годы сделался нервозен. Говорит, турки обнаглели и хотят вернуть себе Крым. А ведь это новая война.
— Сами по себе турки не решатся. Но коль скоро их поддержат Англия и Франция, то не исключено.
— А зачем Англии и Франции поддерживать Турцию?
— Очень просто: Черное море. Кто владеет Крымом и Балканами, кто сидит на Дунае, тот господствует в Черном море. И наше растущее влияние в этом регионе им не нравится.
— Ну а мы тогда объединимся с Австрией и Пруссией. Граф Нессельроде очень ратует.
— Знаю, знаю. — Цесаревич кивнул. — Только силы выйдут неравные. Англия и Франция нас обскачут.
Книжка, лежавшая на коленях у Марии, соскользнула на пол. Александр наклонился и поднял ее.
— Пушкин. «Капитанская дочка». Тебе нравится?
— Гениально.
— А по мне, так его стихи много лучше. Проза какая-то безыскусственная, бесцветная.
— Ну, не знаю, Саша. Мне кажется, проза и должна быть такой — вроде прозрачная, как стеклышко, а на самом деле — хрусталь.
Брат насмешливо цокнул языком.
— Ух, как сказала! Ты прямо поэт.
— Мерси бьен. — Мария дернула плечом. — Нет, поэт — это Пушкин. Бедный Пушкин!
Она еще больше закуталась в шаль.
Цесаревич вздохнул.