— А папа? — оглянувшись на окно, забеспокоился Василий.
— Тс-с, — прижала палец к губам Ксения, доверительно приникнув, и Василий учуял запах дешевого мыла.
Они вышли на деревенскую улицу.
— Вот, — указала кивком Ксения на слабо светящийся в пустом темнеющем небе бледный круг.
Это была неожиданно большая, бутафорская, словно из серой тюли, луна. Чуть подтаявшая с одного края, но все же почти полная, она и придавала прозрачность позднему вечеру.
Обозначились пепельные извивы нескольких тропинок. Рельефной серебристой чешуей драночные крыши. Все кругом было в длинных светло-серых тенях.
Большая, плоская, со световой трапецией окна — тень от дома Петрова; тень от мансарды вершиной доставала сруб колодца, словно указывая на него; длинная извилистая по бугристой луговина — тень от колодезного журавля с оборванной цепью. «Вода теперь глубоко, журавлик стал безработный». Сияет отполированная ручка ворот. Плохо прорисованная, с исчезающими границами тень — от кроны ветлы. Ветла пухлая, дорощенная сумраком в баобаб. Каждая ближняя травинка отчетлива и отдельна. Маслянисто блестят черные окна напротив.
— Жалко, что это все ненадолго, — сказала Ксения. — Скоро луна зайдет уже. Вот дня три назад было что надо! Мы с дядьками купались в омуте.
— Да, — сказал Василий. — И сейчас дивно. Как-то я раньше не видел такого. А ты что же, в гостях тут у папы?
— А потому и не видел, что меня не было, это я тебе все показала. — Ксения склонила головку к плечу и принялась накручивать на пальчик локон, свисающий к уху. — Как же ты мог видеть, если меня не было?
«Почему она так медленно говорит и так загадочно улыбается? И говорит что-то странное…»
— Ага. Я в интернате, в Козлове вообще-то живу. И мамка там. Квартирует. А папка здесь. Он егерь, охотник. Тут у нас с ним много дел.
— Выходит, ты в школе, — проговорил удрученный Василий. И хотел подсчитать разницу лет, потом намеренно прогнал мысль о пугающей арифметике.
— А в каком классе?
— Хы! Ну и что? — уловила интонацию Ксения. — В старшем! Я большая, выше всех в классе.
И подошла вплотную, прижалась, и сказала в ухо замершему Василию:
— Видишь вот? Мы с тобою одинакового роста. Я большая. Мамка меня зовет «фитиль», не нравится мне.
И прижалась теплыми губами к губам Василия. И тут же отпрянула:
— Ага! Размечтался. Давай лучше разговаривать пока. Вот ты мне вопросы, а я буду отвечать и спорить, я так люблю спорить, просто ужас один, мне девки говорят, что я страшно упрямая. Вот я, например, стараюсь добиться своей мечты — скоро буду студенткой и жить с богатым дядькой. Правда, здорово? А у тебя есть мечта? Какая у тебя мечта, ну какая?