— Вставай, милая. Оставь пацана в покое. Кстати! — отвлекся он. — Чей малец?
Все молчали.
— Он что, едет один? — спросил чернявый у Николая Ивановича. — С кем он?
— Я не знаю, — сказал Николай Иванович. — Он со мной.
— А кто же знает, если он с тобой? Чего морочишь голову?
— … — беззвучно пошевелил губами Николай Иванович.
— Ты что, как рыба, дар речи потерял?
Продавщица не двигалась. Она еще ниже, плотнее села, прижав мальчишку к стенке автобуса, навалившись на него.
— Отойди от меня, сейчас как дам, отойди, — запищал мальчишка.
— Вставай! — гаркнул чернявый так, что Николай Иванович вздрогнул; в голове зазвенело — тут же звон переместился вовне.
— Уди, уди, змей, — выдергивала женщина рукав.
— Ща уйду!
Чернявый рванул вверх:
— Доведешь ты меня, — неожиданно тихо, ласково, с сожалением сказал он. — Ну не надо, не доводи, а? А то ить я…
Автобус остановился.
Стало тихо. Только мальчишка скулил, как щенок, уткнувшись носом в стекло.
Появился шофер:
— Вот эта, что ли?
Несмотря на тесноту, он каким-то образом умудрился растопырить локти, подперев кулаками бока, вывалив обширный живот за ремень.
— Мне там, — мотнул он головой в сторону кабины, — товарищ все доложил… В милицию тебя везти, что ли? Менты дубинками бока-то живо намнут, узнаешь чего почем. Я те че, такси, возить тебя еще…
Внезапно засуетившись, он заговорил быстро, выпятив массивный подбородок:
— Ну щео, щео ты смотришь, сейчас ты у меня похамишь!
Он подергал женщину за фуфайку, как бы примериваясь, потом резко присел, крякнул, закинул ее руку себе за шею, легко поднял и потащил вперед по проходу. Почему чемоданы, ведра и корзины не попадались ему? Чернявый суетился следом. Впереди командовал «габардиновый плащ».
Николай Иванович ослаб совершенно. Хотел подняться — ноги не послушались, он еле чувствовал их.
— Что это вы так? — проговорил он, плохо видя окружающее.
— Да и то, — тихо сказала соседняя женщина. — Оставили бы ее в покое, чего уж тут.
— Грех на душу берут, — прошамкала задняя старуха. — Не дело это.
— В покое? Нет, уж не-ет, — сказал Николай Иванович, с испугом прислушиваясь к собственному голосу. — Пускай, пускай, раз-два, и готово, нечего чикаться… Сколько можно? Сколько можно? Сколько можно?
Женщины поглядели на него молча, переглянулись, прижав руки к сердцу, потом ладонями прикрыли рот:
— Ты чего говоришь, дядечка?
— Непозволительно! — чуть крикнул Николай Иванович. — Давно пора! Давай, давай там, не церемониться, нечего…
Шофер остановился, посмотрел шальными глазами.
— А ты молоде-ец!
Воспользовавшись паузой, продавщица вырвалась, грязно ругнулась, и снова поднялся шум, все как бы единым телом подались к выходу, торопя шофера кончать, кончать, и ехать, ехать скорее…