Она также знает, что если Рэйчел не одобряла ее планов насчет бала, то Джеку они понравятся еще меньше.
Джек проснулся возбужденным. Он не стал вспоминать, что ему снилось, — в этом не было нужды. Присутствие Рэйчел ощущалось повсюду — на двери висел ее велюровый халат, на кресле-качалке лежала узорчатая шаль, в большой вазе, наводящей своими округлыми формами на несвоевременные мысли, стояли высохшие цветы. Джек ощущал ее присутствие даже с закрытыми глазами, может быть, потому, что простыни были пропитаны ароматом лилий.
Нетвердой рукой взявшись за телефонную трубку, он с удивлением обнаружил, что гудка нет. Гадая, что еще сейчас выйдет из строя, он несколько раз нажал на рычаг, и — о чудо! — гудок наконец появился.
Через минуту Джек с облегчением узнал о том, что Рэйчел жива, со страхом — о том, что она еще в коме, и с неожиданной гордостью — о том, что у Саманты, оказывается, хватило смелости самой позвонить в больницу.
Джек не привык так рано испытывать какие-либо эмоции, тем более столь противоречивые. Эрекция, однако, все же прошла, и ему не хотелось думать почему.
Откинув простыню, он встал, подошел к окну, оперся локтем на раму и выглянул наружу. Над каньоном висел утренний туман, но это был совсем не тот туман, что по утрам заполнял двор его городского дома. Этот был мягче и пушистее. Не понимая, что именно его так очаровало, Джек стоял и смотрел во двор, где все замерло в полной неподвижности — деревья, мох, туман.
— Папа!
Он обернулся. В дверях стояла Хоуп.
— Мне нехорошо, папа. Живот болит.
«Только этого не хватало», — подумал Джек.
— Резкая боль? — Если это аппендицит, он вырвет себе все волосы.
— Нет, не резкая.
— Ноющая?
— Кажется, да.
Подойдя к дочери, он дотронулся до ее щеки:
— Температуры как будто нет. Может, съела что-нибудь?
— Не знаю. Но если я пойду в школу и там мне станет плохо, им надо будет позвонить тебе, а если ты будешь в городе, то не сможешь приехать, так что лучше я останусь в постели.
По мнению Джека, она совсем не выглядела больной.
— А ты разве не хочешь увидеть маму?
Хоуп широко раскрыла глаза:
— Я ведь могу поехать потом, вместе с Сэм, разве нет?
Сейчас, кажется, она говорила совершенно искренне. Наверное, дело в кошке.
— А где Джиневра?
В десятку! Хоуп сразу нахмурилась.
— В постели. Ей, по-моему, тоже нехорошо. Если я останусь с ней, нам обеим будет лучше.
Джек озадаченно потер шею. Что ей ответить?
— Ну, это звучит как будто вполне разумно. Только вот что мы будем делать, если одна из вас плохо себя почувствует завтра? Или послезавтра? — Кошка умирает, так что ей вряд ли станет лучше. — Разрываясь между мамой и Джиневрой, ты можешь пропустить занятия до самого конца учебного года. Не думаю, что они бы этого хотели.