Вспыхнувший яркий свет подвешенной к потолку единственной лампочки, на секунду ослепив ее, окончательно прогнал сон. Она оглядела комнатушку, которую делила с Кэй: голые бетонные стены, скудная обстановка, как в тюремной камере. Но, странное дело, ей здесь нравилось. Две железные койки с противомоскитными сетками и колченогий туалетный столик — в сущности, им обеим больше ничего и не надо. Деревянные жалюзи, треснувшее в нескольких местах зеркало и приклеенный скотчем плакат «От благодарных покойников» над кроватью Кэй. Так, постель пуста. Значит, ее подруга все еще на дежурстве. Что ж, ей наверняка понадобятся и Кэй, и Лили.
Рэйчел перевела взгляд на вьетнамскую девушку, по-прежнему стоящую в дверях в своем мятом, перепачканном кровью белом халате. Миниатюрная, хрупкая на вид, совсем как статуэтка из слоновой кости… Однако Рэйчел уже имела возможность убедиться, что у Лили выносливость буйвола. Она могла не спать по нескольку дней подряд и при этом не выглядеть усталой. Как-то раз Рэйчел была свидетельницей того, как Лили удалось справиться с одурманенным героином морским пехотинцем весом никак не меньше двухсот фунтов.
— Их взвод попал в засаду, — объяснила Лили на безупречном английском: до войны ее отец был крупным чиновником в правительственной администрации и дал своей дочери превосходное образование. — Пятерых убило. — Помолчав, она тихо прибавила: — Похоже, им повезло.
Рэйчел подумала о молоденьком морском пехотинце, умершем вчера по ее вине. Именно он явился к ней во сне.
На нее накатила волна парализующей беспомощности.
«Мне нельзя идти сейчас к раненым. Я не могу допустить, чтобы это повторилось», — подумала Рэйчел.
Конечно, она знала, что все равно должна идти. Паниковать? Никто не давал ей такого права. Это была роскошь, на которую у нее просто не было времени.
— Скажите Маку, что я сейчас.
Лили кивнула и, оставив дверь открытой, поспешно удалилась.
Рэйчел сунула босые ноги в сабо, сделанные из старых шин и парусины. Она купила их у уличного торговца в Дананге за тридцать пять пиастров. Дорогие туфли, привезенные из Нью-Йорка, развалились в Тьен Санге через две недели ходьбы по грязи — к тому времени начался сезон дождей.
Она немного задержалась перед зеркалом, чтобы привести в порядок разметавшиеся по плечам волосы: собрав их в пучок, Рэйчел проткнула его острием шпильки.
Покончив с прической, она мельком взглянула на свое отражение: бледное лицо, ввалившиеся глаза, под ними лежат темные тени. «Боже, я выгляжу, как фанатик-миссионер из какой-нибудь дешевой мелодрамы, — пронеслось у нее в голове, — сражающийся с чумой и муравьями-убийцами где-нибудь в африканской глубинке».