— Батька, — почти над самым ухом раздался сдавленный сип есаула, — батька, а ты в бога веруешь?
Граевский только головой мотнул в ответ, уже и сам боясь поверить в то, что видит.
— А в чёрта? — не отставал Колыванов. Граевский давно заметил, что перед серьёзным боем тот начинает болтать без умолку. Да и ладно, лишь бы в схватке не подвёл, а вот этого за казаком пока не водилось. — Потому как, сдаётся мне, — продолжал бубнить есаул, — не божеское это творение — то, что мы сейчас видим. Ты ведь то же, что и я, видишь, а, батька?
Граевский уже видел и не хотел верить. Многое, ох, многое привелось ему повидать за без малого десять лет непрерывных боёв и нескончемой стрельбы. Жёлтое марево германских газовых атак, железных гусеничных монстров, плюющихся огнём, целые аллеи из повешенных соратников, забитые доверху трупами колодцы в сёлах. Видал он умерших от голода, в агонии обгрызавших до костей собственные руки, видал распятых на монастырских дверях штыками монахов, видал сгорающих заживо в собственном превращённом в крепость доме крестьян. Но такого… Такого видеть Граевскому до сих пор не приходилось.
Выходящие на опушку преследователи только отдалённо напоминали людей. Многие уже давно превратились в увешанные остатками меховых одежд скелеты, где-то лишившиеся руки или пары рёбер. Другие, почти свежие, были обряжены в красноармейскую форму, но на людей были похожи ещё меньше, чем почти голые костяки: разбитые пулями лица, вывернутые гранатными взрывами конечности…
— Батька, — прошипел есаул, — вон там, справа, видишь?
Граевский видел. Волоча за собой перебитые осколками ноги, в первом ряду упрямо полз вперёд перепачканный в могильной земле Володька-пулемётчик. За ним угрюмо ковыляла до боли знакомая неказистая фигура верного Поликарпа. Покойники, мертвяки. Но тем не менее они медленно и упорно двигались в сторону остатков отряда Граевского.
— Не раскисать никому, — свистящим шёпотом скомандовал тот. — Если молиться, то очень тихо и про себя. Азат, ты как?
— А нам, татарам, всё одно, — вроде бы спокойно, но с заметной дрожью в голосе отозвался тот. — Только вот думаю, как нам с ними драться-то? Ходють они, конечно, как куклы, но ведь ходють? И куда их бить-то надо? Чтоб они ходить перестали, шайтаны.
Та же мысль занимала и Граевского.
— Крылов, — позвал он.
— Да понял уже, Константин Фёдорович, — отозвался тихий шелест из-за дерева. — Проверить?
— Делай уже, — скомандовал Граевский, — чего спрашивать?
Громыхнул выстрел. Один из передовых костяков, получив пулю в бесстыдно открытый всем позвоночник, просвечивавший через решётку грязных рёбер, вроде как слегка уменьшился в росте, но движения не замедлил. Чёрт!