Он снова подкатился к окну.
— Эй, начальник, слышишь меня, нет?
— Говори, что хотел, — отозвался из-за амбара недобрый рябушкинский голос.
Серёга начал излагать:
— Значит, так, мусор, ждать мне тут, пока вы сюда полк краснопёрых нагоните по мою душу, смысла вообще никакого нет. Поэтому сыграем мы в догонялки. То есть я побегу, а вы за мной, может, и улыбнётся вам ваше счастье ментовское. И фраерка, дружка твоего, я тоже тут оставлю, не нужна мне в забеге обуза такая. Только радоваться не торопись, — посоветовал он. — Я вместе с терпилой этим, которого в подпол посажу, пару неплохих подлянок оставлю, чтоб жизнь вам не облегчать, так что выудить его оттуда не так просто будет. Короче, правила, мусор, тебе ясны. И не дёргайся особо, а то передумаю.
Рябушкин немного помолчал.
— На что надеешься? — наконец поинтересовался он. — Возьму ведь тебя по-любому. А если Пашку мочканёшь, так и я тебя сразу же…
— Не хвастайся раньше времени, начальник, — посоветовал Облом. — А вожатого твоего, я сказал, кажется, не трону. Ты, если дело моё читал, знать должен — не мокрушник я, это только в последний раз по пьянке косяк вышел. Но и не зли меня, а то ведь сменю жизненные принципы-то… Короче, всё понял?
— Да, — ответил Рябушкин, — понял.
— Ну, вот и славно, — довольно ощерился железными коронками Облом.
Потом обернулся к медленно приходящему в себя Пашке:
— Ну, вот и твоя гастроль, вожатый. Ты уж не облажайся, неохота мне тебя мочить, сам не знаю, почему. И прости уж, что так получилось…
Подтянув покачивающегося и тихо подвывающего от боли Пашку к дверям, Облом хлопнул того по плечу и несильно подтолкнул в спину:
— Ну, пошёл, воспитатель, не подкачай!
И Павел побежал. Побежал так, как, наверное, никогда раньше в жизни не бегал ни на школьных спартакиадах, ни на институтских, ни на заводских. Как не бегал от злых бабок, в садах которых по ранней молодости воровал яблоки, вдохновлённый идеалом всех нормальных детей того времени — Мишкой Квакиным, как не бегал от местного хулиганья, когда случалось заплутать по молодости в чужом районе, даже от стаи одичавших собак, на которую однажды "повезло" натолкнуться на заброшенной стройплощадке, он не бежал с такой резвостью. Потому что понимал, что прав зек: не будут с ним мусора, хоть Рябушкин и друган вроде, церемониться — прошьют очередью, и потом ничего им не будет. Всё на зековскую хитрость спишется.
Поэтому только ветер засвистел в Пашкиных ушах, когда он, перепрыгивая через поваленные стволы и уворачиваясь от колючих лапок можжевельника, ринулся прочь от заимки. И откуда только прыть-то такая взялась?