А время-то идёт, и люди уже замечать начали, что полнеет Варька, и явно не от молока и свежего воздуха. Многие в открытую посмеиваться начали, а пуще всех те ухари, которым Иван в своё время за Варьку рёбра пересчитал. Тот же мрачнее тучи ходил, повезло Петру, что ещё до того он снова на службу отправился, а то, видит бог, точно взял бы Иван грех на душу — удавил бы барчонка.
На Степана же Алексеича как затменье какое нашло. Зверем на всех глядел, с людьми не здоровался, а батраков своих колотил почём зря, да и сам работал как проклятый. А потом вдруг сорвался. Иван в ту пору как раз в город с товаром поехал, а то разве бы допустил такое? Выгнал Степан Алексеич дочку свою из дому: иди, мол, к кобелю своему, а семью не позорь. Ну а девке-то куда податься? Пошла в имение к Танайским.
Да только и тут не повезло ей. Фёдор Ильич, может быть, и оставил бы её прислугой в доме, — эка невидаль, раньше по полдеревни хозяйских детей бегало, да вот только, как на грех, его в ту пору тоже дома не оказалось. В отлучке был, по делам поехал. А Матрёна Тихоновна, жена его, баба злющая была, как сорок чертей, она-то Варьку и прогнала. Мол, дескать, нечего тебе, потаскухе, на сына моего единственного напраслину возводить. Небось с пастухами нагуляла, а теперь с князьями породниться хочешь?!
Ушла Варька, не вынесла такого позора.
Иван, как из города вернулся, узнал про всё это, так прямо будто с ума сошёл. На отца с вилами кинулся, да спасибо люди растащили, не допустили дойти до греха такого. Ушёл Иван из дома, у друга своего Серёги Лештакова жил, а затем и свой дом ставить начал на другом конце деревни. Поначалу бросился было Варьку искать — да где там, места у нас глухие.
Где Варька всё это время была — неизвестно. Я, правда, думаю, что у старухи Акулины в лесу жила. Была тут у нас такая, я уже поминал про неё. То ли ведьма, то ли ещё что, они ведь любят таких вот покинутых привечать. Да только кто у нас, у домовых, спрашивать будет?
Ну, не будем гадать, а только по снегу пришла она снова в дом к отцу. С ребёнком уже. Кто видел, говорят, пацанёнок ну просто вылитый Пётр Танайский. А Степан Алексеевич в то время сдал, пить стал сильно, но хозяйство всё ещё держал крепко. Вот, видать, и попалась она ему под пьяную руку. А с пьяного что взять? Побил он её и прогнал снова. Ночью, в лес, зимой. Наутро проснулся, одумался, — дочь всё-таки и внук, не чужие — послал людей за ними вослед, да поздно было.
Нашли Варьку прямо недалеко от деревни. На ели она повесилась. Верёвку поясную сняла, через ветку перекинула и готово. Ребёночек тоже рядом лежал в сугробе. За ночь его снегом занесло, случайно нашли, да вот только помочь ему уже тоже ничем нельзя было.