— Попомни мои слова, дальше будет хуже. — Я сказал ей больше, чем хотел. Меня раздражает пустая болтовня, когда все равно ничего нельзя сделать. Настроение у Зоры явно испортилось; и чтобы как-то разрядить атмосферу, я предложил сыграть партию в скрэбл.
— Только не сегодня, Фрэнклин.
Я встал с дивана и взял ее за руку.
— В чем дело? — спросила она.
— Идем со мной! — Я повел ее к так называемой музыкальной комнате, где хотел услышать настоящую музыку. — Садись!
— Куда прикажешь мне сесть?
— На пол. Куда же еще?
Зора послушно, как маленькая девочка, опустилась на пол. Она не могла понять, чего мне от нее надо.
— Закрой глаза, открой ладони.
— Что?
— Делай, что тебе говорят, и не перечь мне, женщина!
Она закрыла глаза, вытянула руки вперед ладонями вверх, и я вложил в них три сотенные бумажки. Провалиться мне на этом месте, но я чувствовал себя Миллионером. От прикосновения бумажек к ладоням она широко раскрыла глаза.
— Что это?
— Посмотри! Это триста долларов, чтобы ты выкупила пианино. Не затягивай с этим: больше оправданий у тебя не будет.
— Фрэнклин, не надо, ты не можешь давать мне деньги, только начав работать. А твои ребятишки! Пианино может подождать.
Она протянула мне деньги, но я их не взял.
— Забирай инструмент, Зора. Завтра же. Я послал Пэм деньги. Все в порядке. Я хотел бы только одного, чтобы ты сейчас спела мне что-нибудь. То, что тебе хочется. — Я видел, что она с трудом скрывает волнение. — Ну, будь хорошей девочкой и спой. — Я сел на пол возле двери, скрестив руки. Наши ноги соприкасались.
Грудь Зоры вздымалась, видно, ее обуревали противоречивые чувства. Она закрыла глаза. Первые же звуки ошеломили меня. Резкие, словно кошачьи, но вместе с тем низкие, мурлыкающие. Эту песню я никогда не слышал. Черт побери, ее пение так захватило меня, что я почти не воспринимал слов.
— Я парю высоко над озерами и долинами — лечу к тебе, к тебе… Ты дал мне молоко и мед, проник в мое сердце, и дважды ослепительно вспыхнула молния… Зазвонил телефон, сердце мое упало и разбилось на части… Ты обещал мне, что больно не будет, говорил мне: малышка, это не больно; но ты солгал. Да, солгал.
Она замолчала, открыла глаза, но на меня не посмотрела. Взгляд ее был прикован к какой-то точке на полу. Да, моя девочка умеет петь, тут ничего не скажешь. Кто умеет петь так, умеет петь. Она пела, как те немногие джазмены, которых я действительно любил. Немного похоже на Свит Хани, но с переходами Сары Воген и Нэнси Уилсон. Диапазон у нее явно большой: она брала такие высокие ноты, каких я не слышал ни у кого, кроме Арефы. Если она всерьез займется вокалом, такой голос можно будет записать на пластинку.