— Он тебе нравится?
— Да, ничего.
— Ну вот видишь. Поскольку я знаю, что к вам он относится хорошо, я бы хотел, чтоб ваша мама была с ним счастлива. Понимаешь меня?
— Кажется, понимаю.
— Кажется?
— Ага.
— Не такой уж это подарок — одиночество. Мужчине нужно, чтоб рядом была женщина. Но это не значит, что я забыл о вас или не хочу вас видеть. Ясно?
— Ну, а что будет, если ты женишься на ней и у вас появятся дети? Что будет со мной и Майлсом?
— Прежде всего, вы с Майлсом всегда останетесь моими сыновьями, и я всегда буду любить вас, так что выбрось все это из головы. Ну, а детей заводить я пока не собираюсь.
— Ну, а все-таки, если вдруг они будут? Это сводные братья или сестры, так, что ли?
— А я хочу сестренку, — сказал Майлс.
— Что попусту болтать о том, чего нет, а может, и не будет?
— Но ты собираешься жениться на ней, да? — не отставал Дерек.
— Вообще-то хотел бы.
— Ну, тогда на свадьбу меня не приглашай.
— Ну ты даешь, старик! Неужели ты думаешь, что я должен всегда жить один?
— Нет.
— А я приду, — сказал Майлс. — Мне она понравилась. Говорит она, правда, как белая, но я бы с вами жил, и у меня было бы две мамы, правда, папа?
Я потрепал его по плечу.
— Дерек? — сказал я, когда мы уже входили в пиццерию.
— Что? — он плюхнулся на стул.
— Помни, малыш, что женюсь я на Зоре или нет, будет у меня ребенок или нет, я твой папа и буду им всегда. Я не сделаю ничего, что причинит тебе боль, и если тебе когда-нибудь от меня что-то понадобится, только позвони. Понял?
— Понял, — ответил он. — Можно нам взять пеперони?
Я кивнул. Дерек ревновал, это было очевидно. Я не знал, как утешить его, но, честно говоря, мне самому полегчало. Что бы он там ни нес, я видел, что он меня все еще любит.
Зора содрогалась: она была на верху блаженства. Я еще не кончил, но это не имело значения: мне все равно было очень хорошо.
— В чем дело, Фрэнклин? — забеспокоилась она.
Почему это женщины всегда беспокоятся, если мужик не кончил? Иногда мне достаточно чувствовать ее тело. Кончить — еще не все.
— Ничего, бэби, — ответил я. — Крошечные сперматозоиды только-только собрались на волю. Они думали дать деру, прихватив корзинки для пикника и ласты, как вдруг слышат голос: „Собирается дождик, лучше поиграть сегодня дома и на улицу носа не высовывать". Они сегодня наказаны, вот я и не выпустил их.
Зора расхохоталась. Сейчас мне очень нужно было, чтобы она смеялась, ведь с работой по-прежнему ни хрена не получалось. Каждый раз все срывалось в последний момент по какой-нибудь идиотской причине. И мне приходилось работать день здесь, день там. Но вообще все заметно ухудшилось. Ноябрь на носу, на улице холодает, наружные работы сворачиваются. Где только я не побывал: всюду одно и то же. Сколько же можно все это терпеть?