— Лена — необыкновенная женщина. Ты всегда сможешь на нее положиться, — возразила Одетта.
Спартак улыбнулся и раскрыл ей объятия.
— Иди ко мне, бедный мой птенчик. Сюда, ко мне на грудь.
Он притянул ее к себе и обнял ласково и крепко. Накопившееся за последние дни напряжение разрядилось у обоих слезами. Они расплакались, как двое испуганных, потерявшихся детей.
Спартак подхватил ее на руки и перенес в гостиную, раздел и уложил на кушетку.
Их тела сплелись. Они предавались любви с бесконечной нежностью. Оба предчувствовали, что это их последняя встреча.
А потом они еще долго лежали на тесной кушетке, обнявшись и не говоря ни слова.
Когда часы пробили десять, Одетта спросила:
— Ты можешь отвезти меня в Болонью? Последний поезд на Север отправляется в полночь, он прибудет в Комо завтра утром. Там я разыщу друзей, они ждут меня, чтобы переправить через границу.
— Деньги у тебя есть? — спросил Спартак.
— Могу с тобой поделиться, если тебе нужно, — заверила его Одетта.
Она взяла свой пиджак и дала ему пощупать подкладку. В ней были зашиты банкноты.
Они начали одеваться.
— А ты знаешь, что лес Ле-Кальдине теперь принадлежит мне? — спросил Спартак. — Твой муж отписал его мне в завещании.
— Он рассчитывал, что ты поедешь его осматривать и найдешь меня, — догадалась Одетта.
— Он был уверен, что я приду тебе на помощь. Выходит, он знал, что его убьют?
— Возможно, — согласилась Одетта с тяжелым вздохом.
— Как бы я хотел, чтобы эта война поскорее закончилась! Она тянется уже два года и становится все более кровавой, — заметил Спартак.
— Я тоже на это надеюсь. Только бы не победили немцы. Это означало бы конец Европы и конец свободы. Наверное, агония нацизма и фашизма уже началась, несмотря на всю пропаганду, восхваляющую их победы. Это будет долгая и страшная агония. Погибнет много невиновных, но в конце концов Гитлер все-таки будет разбит, — прошептала Одетта.
Спартак и рад был бы с ней согласиться, но не разделял ее уверенности. Точно так же, как не мог поверить в существование лагерей уничтожения. У него это просто не укладывалось в голове.
Он спрятал ее на полу своей «Ланчии» под задним сиденьем и вывез из Котиньолы. Они приехали в Болонью как раз вовремя, чтобы успеть на поезд.
— Ты был так добр ко мне. Я очень тебе благодарна, — вырвалось у Одетты.
— Береги себя, Одетта, и дай мне знать о себе как только сможешь.
В эту минуту они оба ясно осознали, что видятся в последний раз.
Одетта была арестована на границе, фальшивые документы ее не спасли. Ее узнали и отправили в лагерь, где она была уничтожена вместе с тысячами других узников. Но правда о ее судьбе стала известна лишь много лет спустя, когда война закончилась, нацизм рухнул, а над Европой вновь повеял ветер свободы.