Ратификация СНВ-2 проведена по методикам «гексогенной демократии», проверенным на выборах Путина. Договор, столь же катастрофический для страны, как Беловежское соглашение, протаскивали сквозь Думу, как верблюда сквозь игольное ушко. Сначала Путин имитировал перед народом державное направление мыслей, заботу об армии — летал на истребителе, погружался на лодке, стрелял ракетой по Камчатке. Затем пенсионный Сергеев, попридержанный на посту министра обороны, уверял, что Россия сама по себе, без всякого договора, теряет свои ракеты. Игорь Иванов, обязанный своей карьерой звездно-полосатому Козыреву, убеждал депутатов в благотворности договора для России, Америки и всего человечества. Рогозин в русской косоворотке, поставленный на Комитет по иностранной политике, специально под ратификацию договора разыграл комедию в Европарламенте, хлопнул дверью, продемонстрировал силу и державную волю, чтобы через день в Думе ратовать за разрушение последнего оплота русской независимости. Немало избранников, новых и старых, было пропущено через душевую Волошина, где им промыли шампунем розовые, без извилин, мозги, позолотили мозолистые от подношений ладошки. Виднейшие экономисты, в очках, с хохолками, похожие на дятлов, обращаясь к голодному населению, сулили немедленные, после ратификации СНВ-2, инвестиции и займы.
Договор прошел через Думу, как пуля проходит сквозь сердце приговоренного к смерти. Коммунисты и аграрии были против. Теперь четыре года мы будем свидетелями их стоического, бесполезного для страны сопротивления.
Мы живем без Советского Союза, без коммунизма, без тяжелых ракет. Чубайс и Вяхирев создали экономику лучины и каменного топора. В Тольятти, который замышлялся как Город Солнца и цитадель советской цивилизации, разгорается эпидемия СПИДа. Горбачев создает социал-демократию. Ельцин едет отдыхать в Австрийские Альпы. Путин, опорожнив половину «ядерного чемоданчика», навещает масонскую Англию. У России нет президента.
Мягкий, как сапожная бархотка, Аганбегян. Дерганый, словно его укусил тарантул, Шаталин. Печальный, как древесный гриб, Абалкин. Говорливый, словно водяная струйка в сливном бачке, Шмелев. Неутомимый, как дятел, Бунич. Курчавый, будто хмель, Явлинский. Румяный, точно колобок-людоед, Гайдар. Сколько еще других, взращенных на сытных кафедрах, в хлебных институтах, в сдобных академиях, вылезли вдруг наружу и изгрызли, издолбили, превратили в гниль и труху экономику великого государства. До сих пор роются хоботками и клювами в падали, играют то костью мертвеца, то его мертвым глазом. Неутомимо бранят труп, на котором тучно кормились.