Спустя несколько минут в гостиную, растирая затекшие руки, вошел Исмаил.
Через щели заплывших багровыми вспухлостями глаз уставился на своего спасителя.
После, усмехнувшись понятливо, врезал что было силы ногой в живот мучителю Юсупу, едва начавшему обретать способность беспрепятственного дыхания. От повторного удара по старому адресу чеченец, стоявший на коленях, молчаливо ткнулся лбом в пол, одеревенев в этакой молитвенной позе.
– Ису на нас вешают, – бесстрастно сообщил Исмаил присутствующим. – Били, суки, холодной ванной грозили с паяльником… Если бы воду не отключили, опетушили бы, волки…
У Тофика отлегло от сердца: значит, выдержал братец; значит, можно выкручивать игру с серьезными претензиями, списав «американца» на счет ошибок врага и не опасаясь мести.
Пискнула радиостанция отрывистым зовущим сигналом вызова.
Боец, следивший за внешней стороной забора, сообщал, что в округе царит благолепная тишь и на соседних госдачах, далеко разнесенных друг от друга обширными площадями привилегированных нарезов земли, признаков переполоха не отмечено.
– Пришли сюда Гришу, – приказал Тофик наблюдателю.
Увидев ступившего в гостиную предателя, навинтил глушитель на пистолет и, чувствуя, что обретает какую-то восхитительную, пьянящую уверенность, произнес в сторону слабо шевельнувшегося Юсупа:
– Что же, начнем с твоих стукачей…
В глазах Григория метнулся затравленный страх, он вздернул автомат, целя в невозмутимо улыбающегося Тофика, но грозное оружие сподобилось лишь на глупый и жалкий щелчок.
– Твой ход сделан, – доброжелательно резюмировал Тофик, жестом призывая к спокойствию соратников, запоздало вскинувших стволы в сторону отщепенца. – Теперь – мой ход… Не выиграю, опять будешь удачу пытать, я справедливый…
Раздался тугой, свистящий звук.
Там, где синел выпученный ужасом глаз, появился равнодушный багрово-черный провал.
Григорий, нехотя подогнув колени, осел на труп Куди, в следующий миг грузно перевалившись через него на пол. Дрогнула в судороге кисть руки, и перстень с выпуклым изображением мертвой головы процарапал черту на вощеном лаке паркета.
Тофик стесненно кашлянул, стараясь как можно небрежнее обозреть вповалку лежащие тела врагов.
Это был звездный миг триумфа, ощущения власти, силы и значимости.
Казалось, все пространство мира пронизано его, Тофика, безраздельным величием.
Юсуп, этот жалкий, протухший клоп, мог быть растерзан в клочья по одному мановению его пальца, но сейчас куда более целесообразным представлялось не физическое, а моральное уничтожение поверженного противника.