18 апреля 1942 г.
Еще две недели прошли. Наконец-то расцвела настоящая весна. Город очистился, подсох, приосанился. С 15 апреля пошел трамвай. Пущено пока пять маршрутов, но и то приятно. Правда, попасть в трамвай очень трудно, откуда-то вновь появились люди, но все же приятны звуки бегущего трамвая.
Эти две недели прошли спокойно, без налетов, хотя погода — и днем и ночью — казалось бы вполне благоприятствовала им. Усиленно поговаривают и готовятся к химическому нападению. Неужели и это еще предстоит испытать?!
Нынешнее затишье подозрительно. С фронта ничего радикального не сообщается. Все в каком-то напряженном ожидании. Оптимисты ждут чего-то необычайного к 1-му мая, но как-то не верится в чудеса…
Вчера меня срочно вызвали домой по поводу сердечного припадка у отца. Он выписался 15-го из больницы, а вчера, после домашней возни, приступ сердечной астмы. После пантопона с камфорой состояние улучшилось и сегодня он опять в больнице. Мама тоже еще здесь — теперь оба уже до 1-го мая не уйдут домой.
От Муси давно нет никаких известий — не знаю что и думать. Здорова ли Ирусенька? Манечка уехала 5-го, и до сих пор от нее ничего. Известно лишь, что озеро она проехала благополучно.
В клинике работы снова немного, но все же появились первые аппендициты — признак миновавшего голода. Оперируем уже в предоперационной, но по-прежнему без стерильных халатов, в одних перчатках. С госпиталем я уже договорился — должен был начать работу с 15-го, но начну, по-видимому, с 20-го. Буду работать вольнонаемным.
В институте жизнь внешне продолжается, но по существу никаких занятий нет. Лишь Совет собирается регулярно, выслушивает диссертации и ученые доклады. 8 апреля уехали теоретики, но часть из них осталась (Павлов, Гефтер, Пальчевская), так что считается, что институт весь остался в Ленинграде; пока об отъезде уже не говорят, хотя Страшун по-видимому хочет уехать. Мне лично не хочется уезжать, хотелось бы скорей перетащить семью сюда. Настроившись остаться, я приохотился ко всяким покупкам: это просто интересно для памяти об этих днях. Какая удивительная переоценка ценностей происходит на наших глазах! Вчера я купил дорогие портьеры за 4 рубля — за 4 кгр. хлеба! Дорогие рояли и пианино можно свободно купить за 6–8 рублей — 6–8 кгр. хлеба! Прекрасную стильную мебель — за ту же цену! Отец приобрел неплохое осеннее пальто за 200 гр. хлеба. Зато в денежном выражении продукты крайне дороги — хлеб снова 400 руб. кгр., крупы 600 руб., масло 1700–1800 руб., мясо 500–600 руб., сахарный песок 800 руб., шоколад 300 руб. плитка, коробок спичек — 40 руб.!! Но при всем этом мы сейчас не голодаем и во многих отношениях живем сытнее, чем «за кольцом». Последние два-три месяца город снабжается неплохо, выдается все, что предусмотрено по карточкам. Я уже приостановил потерю веса и даже начал понемногу набирать потерянное. Зато в городе дают себя чувствовать авитаминозы, особенно С. Пошли различные формы цинги.